В дебрях Атласа | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Где зароешь такую массу падали? А знаешь что, папаша Хасси? У меня появилась мысль.

— Какая? — спросил проснувшийся граф.

— Сделать огромную бомбу и бросить ее в середину этих хищников. Пороху у нас хватит.

— Мысль недурная, — одобрил Хасси, — есть и веревки, из которых можно приготовить фитили.

— Так скорее за дело, — воскликнул тосканец, — не станем ждать, пока аппетит у этих хищников разойдется и они после падали захотят свежего мясца.

Мулей, Хасси и Ару, понимавшие, какая опасность им угрожала, спустились в подвал за бочонком пороха, между тем как тосканец принялся изготовлять колоссальные гранаты.

Вой шакалов и хохот гиен тем временем все усиливались. Казалось, что тут собрались сотни хищников. Шакалы и гиены в небольшом количестве не страшны, но «в единении сила», и когда этих животных много, то они из трусливых превращаются в дерзких и иногда опасных.

— Ты видишь их? — спросил граф.

— Нет еще, но судя по голосам, они недалеко.

— А рыка до сих пор не слышно?

— Нет, граф. Но нет сомнения, что в окрестностях есть и львы, и леопарды. Увидишь, что и они скоро появятся. К счастью, у нас с десяток бочонков пороха.

— Что ты задумал?

— Бросить в зверей эти импровизированные гранаты… Эффект получится надлежащий. А вот и настоящая музыка начинается.

То, что тосканец назвал «настоящей музыкой», был громкий рык, услыхав который и шакалы, и гиены на минуту умолкли.

— Ты видишь его, папаша Хасси? — спросил Энрике мавра, вглядывавшегося в темноту, так как луна еще не показывалась.

— Нет, он еще, должно быть, далеко, голос его слышен за многие мили.

— А знаешь, что я выдумал?

— Говори, у тебя выдумки бывают удачные.

— Что, если один бочонок положить между махари и взорвать?

— И я хотел предложить это. Мы, может быть, таким образом удалим опасность.

— Фитили у меня готовы. Надо захватить с собой пару сабель из висящих по стенам. С шакалами они надежнее, чем ружья.

Мавр поспешно спустился в склеп и вернулся с широкой туарегской саблей, имевшей около полутора метров длины.

— Хочешь, я провожу тебя с парой ружей? — спросил он тосканца.

— Оружие может быть полезно, особенно против господина с громким голосом. Пойдем, папаша Хасси. Ревущая публика спешит на пир.

Он заткнул саблю за кушак, надел через плечо бочонок, содержавший не менее сорока килограммов пороху, и вместе с Хасси отправился к ключу.

Менее пяти минут потребовалось, чтобы пройти расстояние, отделявшее их от того места, где лежали семь махари, убитых Бассо.

Ужасный запах несся навстречу, и тучи стервятников летали над разлагающейся массой тел. Десять или двенадцать шакалов и несколько гиен уже готовились броситься на падаль, но увидев двух приближающихся людей и не чувствуя за собой еще отдаленных товарищей, эти трусливые животные ретировались

— Ой, папаша мавр, что они, холерные были, что ли, твои махари? — спросил Энрике, затыкая нос. — Никогда я еще не слыхал такой вони.

— Уже более трех дней они лежат на солнце, — ответил Хасси.

— Ну, мы их вылечим от холеры одной из моих бомб. Это будет полезно для нашего здоровья.

Он взял снаряд, положил его среди трупов и зажег фитиль.

— Спасайся, Хасси! — закричал он, убегая. — Не желательно взорваться с этой вонючей падалью.

Люди быстро удалились, а шакалы и гиены снова набросились на угощение.

Не успели Хасси и тосканец пробежать и двухсот метров, как раздался взрыв, заставивший их столкнуться друг с другом.

По направлению источника поднялся столб песчаной земли, перемешанной с кусками мяса, и облако дыма покрыло пальмы.

— Вот какие у меня бомбы! — воскликнул тосканец. — Таких сильных не изготовят даже и на казенных заводах Тулона. Наверняка ни один из махари не остался целым. Ты не ушибся, папаша Хасси?

— Кровь из носу идет, — ответил Хасси.

— Это заменит тебе кровопускание в будущем. Посмотрим, остался ли целым хоть какой-нибудь шакал.

Несколько дюжин шакалов валялись с опаленной шерстью.

— Вот хороший урок, — сказал вечный шутник.

— Но другие звери уже приближаются, — заметил Хасси.

В эту минуту послышался рык льва, а с разных сторон другие голоса.

— Клянусь жареной камбалой, — воскликнул тосканец, — здесь назначили собрание все звери Алжира! Милый папаша Хасси, ночь готовится ужасная. Боюсь, что все эти животные бросятся на нас.

— В крайнем случае, мы спрячемся в склеп, — ответил мавр, — и потом устроим огненное кольцо.

— Да, если хватит хворосту.

— Пойдем, наши друзья беспокоятся о нас. Встревоженные все приближавшимся рычанием, они быстро пошли по направлению к куббе.

Граф с беспокойством ожидал их. Взрыв, от которого завалилась часть стены, и крики царей пустыни и леса его испугали.

— Что, Энрике? — спросил он, увидев тосканца.

— Думаю, что хорошо было бы зажечь костры вокруг куббы.

— Они идут сюда?

— Когда сожрут последние остатки махари, придут и сюда.

— Шакалы меня не интересуют, то есть не пугают. Беспокоят меня только львы. Их много, не правда ли?

— Пять или шесть, по крайней мере, — сказал Хасси.

— Не будем терять времени, — сказал тосканец, — приготовим огненную ограду.

Пока Афза перевязывала рану графа, которая, может быть, из-за сильного жара вновь открылась, Энрике, Хасси, Ару и отчасти марабут уложили вокруг каменных стен куббы сухие сучья, наваливая их друг на друга.

Хасси, однако, оставил какое-то количество сучьев про запас.

Во время этой работы все сильнее раздавались рев, рычание, хохот диких зверей. Казалось, что, привлеченные разлагающимися трупами, все звери лесов собирались произвести ужасную расправу и с людьми.

— Граф, — сказал тосканец, увидев прыжки животных на равнине, — уйди в гробницу с женой: здесь тебе не место. Когда будешь здоров, застрелишь сколько хочешь львов, а теперь нельзя. Твоя рука слишком слаба, чтобы держать ружье.

— Да, дети мои, удалитесь и предоставьте нам защищать куббу, — сказал Хасси. — Зарядов у нас довольно, и мы будем стрелять, если звери вздумают напасть на нас. Ару, проводи графа и мою дочь.

Энрике в это время обошел костры, чтобы убедиться, что все в порядке, и составил вместе свои бочонки, превратившиеся в мощные и опасные бомбы, на которые он рассчитывал только в последней крайности.