— Он медали детям поиграть дает. Я сам видел.
— Трое у него?
— Ну.
— И что у вас за манера такая — плодиться как… не знаю, что?
— Так ведь били нас! — гордо сказал Боровский.
— Били — не добили. То ли дело нас — бац и нету. — Рашен невесело хохотнул. Он все еще стоял к Вернеру и Боровскому спиной, у самого экрана.
— А сколько вас осталось? — спросил Боровский. — Миллион?
— Да что ты… От силы пятьсот тысяч. Ну, не считая полукровок.
— Вас теперь спасут только межнациональные браки, — авторитетно заявил Боровский. — Не понимаю, чего вы так за чистоту породы цепляетесь? Вымрете!
Рашен молчал.
— Тараканы, крысы, голуби и одуванчики, — ответил за него Вернер. — Вот кто не вымер и не вымрет.
— Люди тоже приспособились, — заметил Боровский.
— Не все. Мы очень усталая нация, Жан-Поль. И у нас нет комплекса богоизбранного народа. Стимулов не осталось размножаться, понимаете? Надоело. Сколько можно, в конце концов, заслонять собой Европу то от монголо-татар, то от арабов, то от китайцев…
— Что-то вы ее не шибко от арабов заслонили. Арабов-то мы как раз уделали.
— И ни фига не вы, — вступил Рашен. — Арабов мочили немцы и французы. Китайцев долбали всем миром. А вы, жиды пархатые, с этого дела купонов настригли. Сколько ваших в Совет Директоров пролезло, а?
— А где теперь Государство Израиль? — парировал Боровский.
— Там же, где и Россия. Но вас стало много, а русских — наоборот.
— Сами виноваты. Могли бы снюхаться с китайцами и поделить мир. Или, наоборот, в НАТО вступили бы.
— Да не успели мы! — раздраженно сказал Рашен. — В России только-только перед самой Заварухой нормальная жизнь наладилась. И тут — на тебе… Знаешь, Жан-Поль, был такой народ — украинцы. И был замечательный анекдот о том, как украинец поймал золотую рыбку. Она ему: проси, чего хочешь. Три желания. А он говорит: хочу, чтобы Турция напала на Швецию. А потом чтобы Швеция напала на Турцию. И еще раз Турция на Швецию. Рыбка спрашивает — да на хрена это тебе? А украинец отвечает: уж больно здорово, как они через Москву будут носиться туда-сюда…
— Пророческий анекдот оказался, — заметил Вернер.
— Не то слово, Энди. А ведь действительно вся планета спала и видела, как бы от нас избавиться. Очень уж Россия была неудобное государство. Тоже в своем роде Израиль, только большой и с атомными бомбами. И вот нас не стало. А что толку? Пустыня. Говорят, правда, что живут какие-то племена на побережье Северного Ледовитого океана. Мутируют потихоньку. Идолам поклоняются, кретины.
— Что ж они там едят? — удивился Боровский.
— Друг друга.
— Тяжелый случай.
— Не знаю, — Рашен повернулся к собеседникам и усмехнулся одной стороной рта. — У меня от прадеда дневник остался. Настоящий, на бумаге. И там блестяще описано, как они в Париже крыс на вертеле жарили. Когда всех голубей слопали. Это что — жизнь? Которое поколение на Земле ест досыта? Пятое? Шестое?
— Допустим, на Марсе и Венере тоже народ не шоколадом объедается, — ввернул Боровский. — Такую же синтетику жрут, что и мы.
— Это ты к чему? — не понял Рашен.
— Я к тому, что воевать в принципе нехорошо.
— Ты бы это верующим сказал. Лет сто назад, а лучше все пятьсот. Всяким религиозным фанатикам.
— Простите, драйвер, а вы всерьез считаете, что без религий лучше?
— Религия — опиум для народа, — отрезал Рашен. — Костыли для нравственно безногих. И мощный способ зомбирования.
Боровский закусил губу.
— Есть такая русская поговорка: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет, — поддержал Вернер. — Вот и расшибли.
— Был еще такой умник — папа римский, — вспомнил Рашен.
— Злые вы, — сказал Боровский. — Одно слово — русские.
— «Синагога, бесплодная и бесполезная, найдет приют в стране неверных…» — процитировал Нострадамуса Рашен. — Ну что, Жан-Поль, обрезала вам крылья дочь Вавилона, а?
— Как бы теперь нас всех не ощипали, — сообщил Боровский зловеще. — Кругом засада. Либо Абрам на чужих наткнется, либо Собрание Акционеров флот разгонит. От чужих-то, может, еще отобьемся…
— Не надо про чужих, — попросил Рашен. — Не отобьемся мы.
— Ну да! — возмутился Боровский. — Как это?! Или мы уже не группа F? Не бригада Attack Force?
— Мы банда истериков и психопатов, Жан-Поль. И в бассейне у нас hui нарисован. Что ты знаешь о чужих? Что на них теория относительности не распространяется, это ты знаешь? Что они экранируются почти идеально, ты в курсе? А как они Плутон выпотрошили?!
— Дался вам этот член в бассейне… — буркнул Боровский. — Как будто его на двери у вас нарисовали…
— Знаешь… — Рашен машинально поглядел на динамик громкой связи и весь передернулся. Он никак не мог забыть, что система оповещения целый год ловила каждое его слово. Вернер не стал полностью лишать динамики их шпионских функций, он только обезопасил каюты старших офицеров и отсеки управления. Теперь здесь можно было говорить свободно, но Рашен все не мог отделаться от мысли, что ему плюнули в душу. — Знаешь… — повторил Рашен. — Когда эти гады внизу начали разлагать войска, я им первое время подыгрывал. Думал, что взвинченная и задерганная армия в случае чего скорее меня послушает, чем Адмиралтейство. А теперь… Даже не знаю. Страшный бардак на кораблях. Чудовищный. Теряем боеспособность не по дням, а по часам. Нам сейчас война нужна позарез, Жан-Поль. С кем угодно, лишь бы делом заняться. Только вот чужие… Слабоваты мы против них.
— Ну давайте тогда Землю на уши поставим, — предложил Боровский. — Бомбанем разок для острастки… Разве плохо, если вы станете Председателем Правления?
— А Задница — Генеральным Директором! — рассмеялся Вернер.
— Задница на все готов, — заметил Рашен без тени улыбки. — Он вниз год не спускался. Боится.
— Так я и говорю, — кивнул Боровский. — Захватим власть, запретим монополии, построим демократию, нарастим мощный флот, чужих распатроним. Пиратов и контрабандистов прижмем. И заживем по-людски. Тем более что с Марсом и Венерой отношения налажены. Их, главное, не пугать больше.
— Как все просто… — сказал Рашен с непонятной интонацией. — Как все просто, оказывается.
— А может, действительно все просто? — осторожно спросил Вернер.
— Я тут спросил Задницу, сколько мы народу ухлопали, — вспомнил Рашен, — а он кивает на крашеры и десант. Как будто группа F всю войну металлолом возила. Господа, вы готовы снова убивать? И не каких-нибудь чужих, а самых что ни на есть своих, а? Убивать просто за то, что они с нами могут оказаться несогласны…