— С чего ты взял? — спросила Ива, утираясь рукавом.
— Потому что она ни разу в жизни минет не делала, — объяснил Фокс. — Мечтала, а не делала. Конечно, так и рехнуться недолго. Подавленная сексуальность — дело страшное, с ней шутки плохи.
— Тебе это в психушке объяснили? — через плечо съязвила Ива. — И не смотри на меня! Отвернись!
— Даже когда ты вся в соплях, — сказал Фокс назидательным тоном, — ты самая красивая на «Тушканчике». А может, и во всей группе F. Тебя все обожают. Между прочим, Марго к тебе не приставала?
— Заткнись! — сказала Ива и снова принялась всхлипывать.
— Комплименты у тебя, Майк… — заметил старпом. — А Марго ни к кому не приставала. Может, и зря.
Фокс достал из кармана огрызок сигары и зажигалку и, не обращая внимания на присутствие старпома, задымил. Боровский встал на колени у пульта и заглянул Иве в лицо. Глаза у Боровского были еще более печальные, чем обычно. Умные, совершенно бездонные и чуточку сумасшедшие. Тоскливые глаза. Ива, повинуясь импульсу, обхватила старпома за плечи и уткнулась носом ему в шею.
— Что же будет, Жан-Поль? — шепотом спросила она. — Что же с нами со всеми будет? Мы тоже сойдем с ума…
— Я думал, что надвигается беда, — также шепотом ответил Боровский. — Я ошибся. Беда уже здесь. Держись, Кенди. Кто угодно может сорваться, только не ты. Без тебя мы пропадем. Ты же наша радость, ты символ группы F. Здесь на тебя все буквально молятся. Пока есть наша Кенди, мы будем ходить в космос.
— Не хочу на Марс, — прошептала Ива. — Опять война. Как мне все это надоело… Жан-Поль, миленький, ну сделай так, чтобы мы не ходили на Марс, ты же все можешь…
— Прости, — сказал Боровский. — Ты забыла, я уже не начальник. Я всего лишь старпом на «Тушканчике».
— А ты попроси Эндрю, — посоветовал Фокс. — Пусть он тут что-нибудь сломает.
— Я тебе дам «сломает»! — рыкнул Боровский, возвращаясь к своей обычной старпомовской манере поведения. — Я сейчас тебя всего поломаю с ног до головы! Бомбардир хренов!
— Не надо «Тушканчика» ломать, — попросила Ива жалостно. — Он такой хорошенький…
— Да ерунда. Вернер не сможет испортить корабль, даже если ты его будешь всем флотом упрашивать, — заметил Боровский, поднимаясь. — Воспитание не то.
— Ха-ха, — Фокс значительно поднял указательный палец. — А кто реактор отстрелил на «Декарде»?
— Байки, — помотал головой старпом. — Сплетни. На «Декарде» полетело охлаждение, и реактор пошел вразнос. Был жуткий пожар, началась паника. Коммандер Фуш тогда погиб, настоящий был драйвер…
— Убили Фуша, ты хочешь сказать.
— Майк, перестань нести околесицу.
— Это вы о чем? — спросила Ива, безуспешно пытаясь разглядеть свое отражение в антибликовом стекле монитора.
— Да так, ерунда. Майк старые легенды вспоминает.
— А ты не слышала? — удивился Фокс.
— Про что?
— Про мятеж на десантнике «Рик Декард».
— Майк! — прикрикнул на Фокса старпом.
— Да что такое, Жан-Поль? Почему Кенди не может знать таких вещей? Она уже в курсе, зачем мальчикам нужны девочки.
— Вот пусть на этом ее образование и закончится, — приказал Боровский. — А ты, бом-бар-дир, для начала убери свой огонек. До хануки далеко, отсюда не видать.
— Может, я еще и ботинки надену? — предложил Фокс, кривя лицо, но сигару изо рта вынул и аккуратно загасил о стену. Боровский тяжело задышал и выпятил челюсть. Фокс со вздохом взял с пульта одну из уцелевших салфеток и стену протер.
— Отлично, — сказал Боровский. — А теперь марш за ботинками. По обувании — доложить.
— Есть, сэр! Разрешите воздержаться от криков восхищения?
— Бегом!!! — заорал Боровский, и Фокса будто ветром сдуло. Старпом заложил руки за спину и прошелся по рубке. Он ждал вопроса, и тот последовал.
— Действительно был мятеж? — спросила Ива, по-прежнему сидя к Боровскому спиной.
Старпом шумно втянул в себя воздух и снова прошагал от стены к стене.
— Значит, был, — кивнула Ива. — Интересно. Лет семь-восемь назад, да? Я ведь про «Декард» почти ничего не знаю.
— И не надо, — буркнул Боровский. — Зачем тебе эта помойка? На флоте и так достаточно грязи.
— А кто-то говорил, что я символ группы F, — вспомнила Ива.
— Группа F чиста, как стеклышко. Как белое платье невесты. Как ты, Кенди.
— С чего ты взял, что я такая чистенькая?
— А мне плевать, — заявил Боровский агрессивно. — Я видел, как ты выводила «Энтерпрайз» из пике. Тебе положено было прыгать в аварийный модуль и спасаться. А ты рулила, как никогда. Ты — астронавт, понимаешь?
— Ничего ты не видел. Ты в обмороке лежал.
— Это официальная версия. На самом деле у меня сердце прихватило. Только смотри, никому не говори, а то старика Боровского вниз спишут. Усекла?
— А то. Не переживай. Я — могила.
— А я вообще о другом. Вторая марсианская кампания вся прошла под этим знаком: тотальный глубокий обморок. Ничего не знаю, ничего не вижу, по существу дела ничего доложить не могу, господин следователь, оставьте меня в покое. А на самом деле по всему флоту творился чудовищный бардак. Корабли изношены, и воевать никто не хочет. А как наш героический десант Ред-Сити расчехвостил? Даже Задница и тот сказал — зря воюем. Марсиане скорее в куполах своих задохнутся, чем на Землю поедут.
— Не знаю. — Ива опустила голову и посмотрела на свои босые ноги. — Я как-то не задумывалась даже…
— А были люди, которые задумывались. Слыхала про капитана Риза?
— Конечно! Он сейчас на «Горбовски». Отчаянный мужик.
— Этот отчаянный мужик спалил выхлопом то ли два, то ли три собственных десантных бота. Не лучшая форма протеста, но…
— Быть не может! — Ива так обалдела, что даже забыла про свой облезший педикюр, который еще за секунду до признания Боровского волновал ее больше всего на свете.
— Может, Кенди. Еще как может. Риза, конечно, судили. А теперь он капитан судна, которое идет на запланированный подвиг. Вероятность успешного возвращения «Горбовски» оценивают в девяносто процентов, но я думаю, врут. И все планеты шлют капитану Ризу восторженные послания. Детям рассказывают, какой он герой. А о том, что Риз сделал над Марсом, знают единицы. И молчат. Я молчу, например. Хотя мне безумно интересно, на каких условиях Риза оставили в живых.
— Быть не может… — повторила Ива упавшим голосом.
— Кругом парадоксы, — вздохнул Боровский. — А что касается «Декарда»… Ладно, сказавши «а», скажу и «бэ». Впрочем… Извини, Кенди, это, разумеется, не мое дело, но я лучше уточню. У тебя с Вернером что, любовь?