— Я снимал комнату вместе с Джеффом Прайсом, — начал доктор, — в те давние дни, когда мы были молоды и зарабатывали совсем немного. Мы еще не кончили курс обучения, и каждого из нас прикрепили к «неизлечимому» пациенту госпиталя, чтобы дать материал для диссертации. Джефф опекал Дэниела Холмса.
Менезис сделал паузу, словно ему было больно.
— Три года он не отходил от Холмса день и ночь. Профессиональный интерес постепенно перерос в дружбу. Джефф обошел все библиотеки графства в поисках книг, о которых вечно просил Холмс. Он привязался к старику. Несколько раз я сам встречался с Холмсом, но чаще обсуждал его с Джеффом. Холмс был классический шизофреник, и в то же время начитанный и интеллигентный человек. Джефф утверждал, что пациент не опасен, несмотря на одержимость насилием. Холмс страдал хроническим алкоголизмом и принимал множество сильнодействующих лекарств, судя по всему не приносивших особой пользы. Он беседовал с доктором о психологии и читал отрывки из своей книги. А Джефф показывал их мне.
Менезис немного помолчал, углубившись в воспоминания.
— Как мы с ним спорили насчет Дэниела Холмса! Я постоянно упрекал Джеффа — зачем он тратит на старика столько сил? Я написал диссертацию после нескольких визитов к своему «неизлечимому» пациенту, а Джефф… Никто не мог его остановить. Кажется, он был готов наблюдать за Холмсом всю жизнь, пока тот не умрет. Старик каким-то чудом убедил его в своей правдивости, вот что самое плохое.
Менезис с отсутствующим видом водил пальцем по линиям на своей ладони.
— Он говорил о смерти задолго до самоубийства. Делал распоряжения и все такое. Считал, что люди, которых он боится, приближаются и не позволят ему жить дальше. Я видел в этом типичное параноидальное расстройство, и если бы Джефф вел себя разумно, он бы принял меры и защитил Холмса от себя самого. Но Джефф сам действовал как безумец. Из сочувствия к Холмсу он отказывался передать старика другому врачу. Никто не замечал, что состояние больного ухудшается, пока не стало слишком поздно. В один прекрасный день Холмс окончательно рехнулся и повесился. Вот тогда все открылось. Джефф едва не попрощался с врачебной карьерой.
Впервые с начала рассказа Менезис взглянул на Элис и улыбнулся.
— Много лет Джефф Прайс терзался угрызениями совести. Он винил себя в самоубийстве Холмса, твердил, что должен был лучше следить за ним. Мне кажется, он стал таким хорошим врачом именно потому, что никогда не забывал о Дэниеле и всю жизнь пытался загладить эту ошибку.
— Не понимаю вас, — удивилась Элис. — Если вы знаете о Дэниеле, почему не хотите мне помочь? Возможно, вы единственный, кто способен…
— Нет. — Менезис покачал головой. — Это не конец истории. — Он ослабил узел галстука и продолжил: — Когда вчера вы спросили меня о Вирджинии Эшли, я солгал.
Глаза Элис изумленно распахнулись.
— Она была пациенткой Джеффа, — напомнил Менезис. — Это правда. Она поступила к нам на несколько месяцев. Принимала наркотики, в основном амфетамины, но и галлюциногены тоже, такие как белладонна и мускарин. Она была сильно истощена, у нее выработалась зависимость от амфетаминов. Под воздействием галлюциногенных препаратов не могла отличить реальность от бреда. Мы с Джеффом по-прежнему дружили, он рассказывал мне интересные случаи из практики. Ничего личного, только профессиональные темы, поверьте, но я сразу понял: к этой девушке у него особое отношение. Я никогда ее не видел, но мне показалось, что она очаровала Джеффа. Потом он вдруг пришел ко мне домой в жутком виде — его трясло, и я боялся, что будет инфаркт. Я пытался его успокоить, но не смог добиться никаких объяснений. Понял одно: он увидел кого-то или что-то, и это его встревожило. Я пришел к выводу, что происшествие имеет отношение к Джинни или ее друзьям. Кроме того, Джефф что-то бормотал о Дэниеле Холмсе, о его рукописи. Он был пьян, и очень сильно. Что я мог сделать? Дал ему валиум и уложил спать. На следующий день попытался поговорить с ним, но Джефф притворился, что ничего не помнит. А ночью принял смертельную дозу снотворного.
Несколько секунд Элис пристально смотрела на Менезиса.
— Он видел Рэйфа и Джаву, — сказала она.
— Не знаю, что он видел, — ответил Менезис. — Думаю, теперь вам ясно, почему я не могу помочь. — Он покачал головой. — Будь проклята эта рукопись.
— Послушайте, — взмолилась Элис, — неужели вы не понимаете? Никто другой помочь не в силах. Вы единственный, кто мне поверит. Вы знали Дэниела. Вы знали доктора Прайса. Вы должны помочь. Если Дэниел был прав, то Джинни — это Розмари.
— Я ничего не хочу знать, — холодно ответил Менезис. — Я врач. Я лечу больных и делаю это хорошо. Но я знаю пределы своих возможностей и не стану вмешиваться в эту историю. Я узнал достаточно, больше не желаю, а если и узнаю, вряд ли буду вам полезен.
— А если она убила Дэниела? — убеждала его Элис. — И Джеффа Прайса? На что еще она способна?
— Я ничего не знаю! — Его голос почти сорвался. — И не хочу знать!
— Если она взяла на себя труд отыскать Джеффа Прайса, — не сдавалась Элис, — не боитесь ли вы стать ее следующей жертвой?
Менезис долго молчал.
— Я ничего не могу обещать, — наконец произнес он.
— Но вы подумаете над этим?
Он пожал плечами.
— Оставьте мне рукопись. Хочу прочитать ее от начала до конца. Но не ждите ничего больше: если я помогу вам, то лишь в своих собственных интересах. Никакого отношения к моей практике это иметь не будет. Договорились?
Элис кивнула.
— Хорошо. — Она достала из сумки ящик и извлекла оттуда рукопись. — Я позвоню завтра?
Менезис кивнул, но предупредил:
— Не питайте лишних надежд. Скорее всего, я ничем не смогу вам помочь.
Затем он решительно протянул руку к полке, висящей над его столом. Там стояло множество старых книг.
— Можете взять вот это. Уверен, вам будет интересно.
Элис взглянула на обложку и улыбнулась. Это была работа Дэниела «Небесная подруга. Исследование архетипов в творчестве прерафаэлитов». Быстро пролистав книгу, Элис отметила, что в ней нет иллюстраций, не считая черно-белой репродукции на обложке (небрежный набросок авторства Бёрн-Джонса — его собственная небесная подруга, Мария Замбако). Элис прижала том к груди, не веря счастью — она все-таки заполучила эту книгу!
— Спасибо! — сказала она. — Большое спасибо.
Менезис криво улыбнулся.
— Я прочту рукопись. Больше ничего не обещаю, — напомнил он.
Элис улыбнулась и кивнула. Доктор встал и аккуратно положил рукопись в большой бумажный конверт. Пожимая на прощание руку Менезиса, Элис старалась не выдать своих чувств; но тревога, давившая на сердце и не позволявшая глубоко вздохнуть, унялась. Как будто запертая в груди маленькая птичка проснулась и неуверенно запела.
Я не мог поверить, что он не замечает печати вины, так ясно проступавшей на моем лице. На один бесконечный миг мне почудилось, что мы молчим, объединенные общим знанием. Голова кружилась, когда холодные глаза инспектора выжидающе, оценивающе взирали на меня. Затем я понял, что это лишь паранойя, и стал играть прежнюю безыскусную роль. Да. Я это сделал. Я объявил войну свету.