– Шурке? Шестнадцать.

– Мне тоже шестнадцать, – сказала Вера.

Баба Зина насторожилась.

– Ты на нее не смотри. У тебя своя жизнь, у нее своя. Переночуешь у меня – и домой. Нечего тебе одной по городу шататься.

– А кто такие гаврики? – вспомнила Вера.

– Гаврики? Тяпа, Полкан и Тишка – этого я недавно взяла, когда Рыжий пропал. Хороший пес, но глупый.

– Целых три собаки? – удивилась Вера. – Вот это да.

– Ладно, – сказала баба Зина, тяжело поднимаясь со ступенек. – Собираться надо. Пора.

11

– Тише ты, – сказала баба Зина, когда они выходили из лифта, и толкнула Шурку в бок, – люди спят.

Шурка всю дорогу рассказывала что-то и смеялась, а баба Зина ее воспитывала. Из их разговора Вера поняла, что баба Зина знает ее давно и имеет на Шурку большое влияние. Когда на «Речном вокзале» они вышли из метро, Шурка хотела купить пива, но баба Зина сказала:

– Я тебе куплю пива – на улице будешь ночевать.

И Шурка сразу отступилась, хотя знала, что на улице баба Зина ее не оставит – не такой она человек.

Баба Зина достала из кармана ключи – за дверью залаяли собаки. Когда дверь открылась и собаки с радостным лаем бросились ей навстречу, баба Зина на них прикрикнула, и они, замолчав, вернулись в квартиру, но там, отталкивая друг друга, снова бросились ее облизывать. Две из них, стоя на задних лапах, несколько раз лизнули ее в щеку, а третья, рыжая гладкошерстая такса, вертелась у ее ног и жалобно скулила, требуя справедливости.

– Что, сосиска, – сказала баба Зина, – соскучился?

– Какой смешной.

– Это Тишка, – объяснила баба Зина.

Тишка радостно залаял.

– А это Тяпа.

Тяпа, большая лохматая собака, серая с рыжими подпалинами, была самой старой. Полкан, самый молодой, несмотря на свой юный возраст, был выше Тяпы. Черный, как сажа, он был похож на овчарку, которая наступила в белую краску, потому что лапы у него были белые.

– Привет, гаврики, – сказала Шурка.

– Полкан встал на задние лапы и лизнул ее в нос, а Тишка по своему обыкновению стал скулить. После этого собаки обнюхали Веру и, судя по всему, остались довольны – Вера им понравилась.

– Они любят гостей, – сказала баба Зина, – но не всех. Кольку-сантехника, на дух не переносят – Полкана даже запирать приходится. Это потому что Колька пьет – собаки этого не любят.

– Ерунда, – сказала Шурка.

Она вдруг как-то погрустнела, обмякла, и Вера поняла, что Шурка наконец протрезвела.

– Я тоже могу выпить.

– Нашла чем гордиться, – недовольно сказала баба Зина.

Вера огляделась. Эту квартиру она представляла иначе. Вера рассуждала так: если дома у человека живут три собаки («Мр-мяу», – сказал толстый полосатый кот и потерся о ее ноги)... и кот. Если дома у человека живет такая свора, глупо ждать, что ты придешь в гости и увидишь идеальный порядок, надраенные полы и белоснежную раковину, сверкающую, как в рекламе чистящего порошка «Комет». Кроме того, баба Зина была человеком пожилым и, судя по всему, одиноким. В таком возрасте вести хозяйство трудно, а помочь некому. Вера готовилась к самому худшему, правда, после ночи, проведенной в общежитии, ее было трудно испугать – главное, чтобы не на улице. Каково же было ее удивление, когда, оглядевшись, она увидела уютный, сияющий чистотой дом. Тут не было пыльного тряпья и разного хлама, который годами копят старые люди, потому что, с одной стороны, жалко, сердце прикипело, а с другой стороны, выбросить некому. Никаких кружевных салфеток, пожелтевших от времени, и изъеденных молью половиков, никаких дырявых кастрюль и ветхих стульев, на которых нельзя сидеть, потому что они сломаны. Роскошной мебели тут, конечно, тоже не было, потому что на пенсию, даже если просить милостыню, особенно не разживешься.

Дверь в гостиную была открыта, и, когда баба Зина зажгла свет, Вера увидела уютную комнату с надраенным паркетом и белым тюлем на окне, старинный резной буфет, раскладной диван, покрытый пестрым ковром, высокий торшер с желтым абажуром и телевизор на ножках. Паркет сиял, а в вымытых стеклах буфета отражалась люстра с тремя прозрачными плафонами, на дне которых не оказалось, как это обычно бывает, толстого слоя пыли. Судя по всему, уборка проводилась тут ежедневно – иначе непонятно, как, имея трех собак и кота, можно поддерживать в доме такую чистоту. В остальном это была обыкновенная квартира, где живет одинокая пожилая женщина, но старая мебель выглядела нарядно, и во всем был порядок. Баба Зина, которая стояла посреди прихожей в своем экзотическом наряде, выглядела в этой обстановке странно – в лучшем случае ее можно было принять за домработницу. Однако если просишь милостыню, то и выглядеть нужно соответственно.

Зная, какой зверинец содержит баба Зина, было нетрудно догадаться, как она оказалась на паперти. Трех собак на одну пенсию не прокормишь, а они вон какие огромные, если, конечно, не считать Тишку, но он породистый, так что его тоже чем попало кормить нельзя. Кот, три собаки, баба Зина, которая днем просит милостыню, а вечером возвращается в свою уютную, чистую квартиру, Шурка, которая, по словам бабы Зины, «пьет хуже любого мужика», но при этом выглядит как супермодель и пользуется дорогой косметикой, – все это было странно и на время могло примирить с действительностью. Выходит, все не так плохо и можно жить как живешь, а кривая всегда вывезет. Но, подумав так, Вера вспомнила слова бабы Зины: «Ты на нее не смотри: у нее своя жизнь, у тебя – своя». Недолго Шурка будет такой, если вовремя не остановится, а остановиться она не может, потому что, когда протрезвеет, ей тошно и жить не хочется.

– Надо с гавриками выйти, – сказала Шурка. – Пойду.

– Одна не ходи, – остановила ее баба Зина. Вера всегда мечтала иметь собаку и часто представляла, как будет гулять с ней во дворе, – теперь судьба наконец предоставила ей эту возможность, и она, – разумеется, была страшно рада. Ведь родители, если она к ним вернется, никогда не разрешат ей иметь собаку и другого такого случая не представится.

– Вдвоем идите, – закончила баба Зина, – поздно.

– Ура! – Шурка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, беспомощная. – Идем вдвоем.

– Голова раскалывается, – сказала Шурка, когда в сопровождении Тяпы, Полкана и Тишки они вышли из подъезда. – Давай сядем.

Они сели на лавку у подъезда.

– Ты куришь? – Шурка достала из кармана пачку сигарет.

– Нет, – честно сказала Вера. – У меня астма. Шурка закурила, наугад чиркнув спичкой, – пламя на мгновение выхватило из темноты ее худое лицо и тут же погасло, уступив холодной ноябрьской ночи усталую Шурку, трех собак, Веру и всех на свете.