– А собаки не потеряются? – спросила Вера, выглядывая в темноте Тяпу, Полкана и Тишку, которые, как стадо, разбрелись по двору.
– Они умные – погуляют и придут. Выходит, ты не куришь?
– Нет.
– А пить можно?
– Можно, но, если честно, Я не пью.
– Это хорошо, – сказала Шурка. – Правильно делаешь. А я пью. Но я брошу. Хочешь, поспорим?
– Зачем? – удивилась Вера. – Если ты решила, значит, бросишь. А когда даешь обещания, это только тебя связывает – И тогда из принципа делаешь наоборот, просто так, назло, чтобы ни от кого не зависеть. Ты должна сама бросить.
– Это правда, – согласилась Шурка. – У меня брат есть сводный, по отцу, от первого брака. Он меня заставил к наркологу пойти в платную клинику – целую кучу денег отвалил. Просто взял за руку и отвел – насильно.
– И как? Помогло?
Шурка пожала плечами.
– Пока не знаю. Там один Дядька был, психолог, толстый такой. Я ему рассказала что и как, он говорит, если утром пива хочется – это алкоголизм, но главное, говорит, психологическая зависимость.
– И что?
– Советы разные давал: мол, нужно себя занять, двигаться надо больше и все в этом духе. Он сказал, что я могу сама бросить, без его помощи, – просто нужно захотеть.
Шурка бросила в урну сигарету; но промахнулась – искры, как бусины, рассыпались по земле и погасли.
– Если пива хочется – это ерунда, – сказала Шурка. – Просто наступает момент, когда без этого становится скучно – и тогда конец. Но я брошу. Выберу момент – и брошу. Надоело.
– А твой брат, – спросила Вера, – он старше?
Она всегда мечтала иметь старшего брата. Или сестру.
– На год. Мы в прошлом году познакомились, а до этого я о нем только понаслышке знала. У него, вообще-то, с деньгами тоже не очень, так что с доктором неудобно вышло.
– Он же сам предложил.
– Это правда. Он в институте учится, а по выходным подрабатывает, но, когда надо, выручает.
Они помолчали.
– А ты что делаешь? – спросила Шурка.
– Пока ничего – школу заканчиваю.
– А потом?
– Не знаю, в институт, наверное, в иняз – я в английской школе учусь. А ты?
– Я тоже думала в институт. И отец хочет. Баба Зина говорит, я не поступлю. Вообще-то она права: надо готовиться, иначе я экзамены не сдам. Особенно английский – у меня с этим плохо. А ты молодец.
– Если хочешь, – предложила Вера, – я могу с тобой позаниматься – у меня опыт есть: я с одной девочкой занималась, соседкой, к выпускному экзамену ее готовила.
– И как?
– Сдала. На пять.
– А это дорого?
– Что «дорого»? – не поняла Вера.
– Ты, наверное, с ней за деньги занималась?
– Я тебе просто предлагаю – в смысле помощи, если хочешь, конечно, потому, что мне все равно нечего делать.
– Может, правда?·Я бы с этим делом завязала, а ты бы со мной позанималась. С другими предметами у меня проблем нет – меня даже на золотую медаль хотят вытянуть, но по химии больше четверки мне не светит. По английскому; конечно, могут пять поставить, но так, за красивые глаза, чтобы общую картину не портить.
– А ты в какой институт хочешь поступать?
– В Строгановское училище, на дизайнера.
Я даже на подготовительные курсы пошла. Правда, я пока всего на одном занятии была – отчислят, наверное.
– Все равно здорово. Дизайнер - это интересно.
– А знаешь что? – сказала Шурка и засмеялась.
– Что?
– А ты не обидишься?
– Нет, конечно.
– Я забыла, как тебя зовут.
– Вера.
– Точно, Вера – я еще подумала: какое хорошее имя. Вера. Теперь не забуду.
Они помолчали.
- Вер.
- А?
– У тебя парень есть?
– Есть один человек, но он старше. И потом, он живет в Англии. А так нет. А у тебя?
– Был, но я его бросила.
– Почему?
– А ты никому не расскажешь?
– Даже если бы я хотела, как ты думаешь, кому я могу рассказать? – А бабе Зине?
– Нет, конечно. Но если не хочешь, не говори.
– Понимаешь, я ему сказала, что я беременная, а он стал орать, чтобы я аборт сделала. И главное, о деньгах ни слова, как будто он тут ни при чем.
Шурка задумалась и после паузы сказала:
– Деньги – ладно, но я не убийца. Это, конечно, не фонтан – в шестнадцать лет стать матерью одиночкой, я понимаю, но это лучше, чем убить своего ребенка. Как ты думаешь?
– Наверное. Я не знаю.
– А я знаю. Это все равно что человека убить. Нет, ребенок – это хорошо. Я бы его любила, а деньги – это ерунда. И отец бы помог. Он бы, конечно, сцену устроил и орал бы как сумасшедший, но это ничего. Он так всегда: накричит, а потом сам переживает. И вообще, он хороший человек – просто ему не повезло. Он добрый.
Вера подумала, что то же самое, наверное, можно сказать и о ее отце, но с другой стороны, откуда она знает, добрый он или нет, если он двух слов сказать не может, чтобы не кричать. А может, правда злых людей нет – просто у него такой характер.
– Я бы своего ребенка никогда не бросила, – сказала Шурка. – Дети – это хорошо. Если подумать, кроме этого, ничего в жизни нет. Все равно однажды умрешь, а так у тебя ребенок будет.
Шурка замолчала.
– Выходит, ты беременная?
– Нет. Оказалось, просто задержка.
– А твой парень – он что?
– Ничего. Я его бросила. Сволочь он.
Собаки стояли у скамейки и, ожидая команды, смотрели на Шурку, как бы говоря: «Ну что? Пойдем, что ли? Пора».
– А раз сволочь, – закончила Шурка, – то и говорить о нем не стоит. Пошли? А то баба Зина там волнуется.
– Ну-ка, дыхни, – сказала баба Зина, закрыв за ними дверь.
– Ладно тебе, – оправдывалась Шурка. – Мы на лавочке сидели, разговаривали.
Вера пожала плечами: мол, правда, на лавочке сидели.
– Я тут с ума схожу, – сказала баба Зина, всплеснув руками, – а они, видите ли, на лавочке сидят, разговаривают. Поздно уже. Идите поешьте – там голубцы на плите – и спать.
Она еще долго ворчала, пока раскладывала диван и стелила белье – Вере на диване, как гостю, а Шурке – рядом, на полу.