– Привет, – тихо сказала Шурка и открыла глаза. – А я слышала, что это ты, но хотела еще поспать, пока ты будешь с ней препираться.

– Не хотела пускать – уперлась и ни в какую.

И охранник тоже.

– У них работа такая, – сказала Шурка. – А у меня уже отец был – он на работу побежал. И брат он за лимоном пошел, сейчас вернется. Ужасно вдруг захотелось лимона.

– Надо же, – обрадовалась Вера. – Я как раз принесла тебе лимон, – она достала из пакета банку. – Баба Зина сделала – лимон в сахаре. И оладьи. Вот,– Вера поставила на тумбочку запотевшую двухлитровую банку, в которой, один к одному, лежали аккуратные, круглые оладьи.

Выглядели они ужасно аппетитно, по-домашнему.

– А сама баба Зина где?

– Баба Зина дома ждет.

– Ты скажи ей спасибо, – попросила Шурка. - И привет передай, ладно?

– Передам.

– Садись, – Шурка показала глазами на стул, который стоял у изголовья. – Только эту штуку убери.

Вера взяла судно, накрытое уродливой желтой клеенкой, и, поставив его под кровать, села.

– Ну как?

– Ничего. Ноги, два ребра и сотрясение мозга - мне повезло. А рука – это ерунда, просто царапина. – А резали что?

– Если честно, не знаю. Может, ногу зашивали?

– Больно?

– Пока нет. Я вообще себя хорошо чувствую.

Врач сказал, если внутреннее кровотечение не откроется, могу считать, что отделалась легким испугом. Но оно не откроется. Просто мне так кажется. Как ты думаешь?

– Нет, конечно.

– Они говорят, через месяц, если все будет в порядке, поставят меня на ноги. Главное, чтобы не хромать. Представляешь, хороша я буду, хромая.

Вера молчала – ей снова стало страшно.

- Вер.

- А?

– Знаешь что?

– Что?

– Я, тогда прыгнула, смотрю: внизу Машка стоит, соседка моя, – голову задрала, глаза вытаращила и смотрит. Я падаю, а сама думаю: вот, Машка смотрит. Потом открываю глаза и понимаю, что жива. А надо мной Машка стоит и ревет. И главное, совершенно не было больно, а в голове такая ясность – просто удивительно. Но я лежу. И тут меня как будто осенило: раз жива, думаю, надо выкручиваться. И говорю: «Машка...» А она ревет. «Машка, – говорю, – я на балкон вышла, чтобы покурить. Села на перила и упала, слышишь?» «Слышу», – говорит, а сама ревет. «На перилах сидела и упала, понимаешь?» – «Понимаю». – «И «скорой» скажешь?» – «Скажу». Если бы не она, меня бы в дурку упекли: привели бы в чувство – и в дурку. А так вроде ничего – несчастный случай вроде, потому что, кроме Машки, никто не видел. Я специально сказала, что курила, чтобы отец ничего не заподозрил: раз я с потрохами себя закладываю, выходит, не вру. Просто не знаю, как мне это в голову пришло – как будто озарение какое-то. «На перилах, – говорю, – сидела и упала». Представляешь? А Машка ревет. И вдруг я чувствую, такая слабость навалилась, как будто я десять километров бегом бежала, ужасная какая-то усталость. Я подумала, что умираю, – странное чувство: не то чтобы страшно, а наоборот, спокойно так, хорошо. Все, думаю, умираю, конец. И вижу: детская кроватка, а там мой ребенок – мальчик, красивый такой, и улыбается. А рядом Полкан стоит и лает – не зло, а наоборот, радуется. А ребенок смеется. Ну вот, думаю, это рай. И так мне стало хорошо. Но тут чувствую: кто-то меня по щекам лупит. Просыпаюсь правда, кто-то лупит по щекам. А я ужасно спать хочу, просто кошмар. Но они кричат: «Не спать». И снова стали бить – и больно так, прямо по лицу. Ужасно обидно. А потом открываю глаза – я уже в палате, и отец рядом сидит. И тут я окончательно поняла, что жива. «Господи, – думаю, – я жива!» Жива! Это такое счастье – жить. Счастье, понимаешь? И все будет хорошо... Я поправлюсь, и мы английским будем заниматься... Будем, правда?

– Конечно, будем.

– А потом я в институт поступлю. И ты. А потом...

Шурка закрыла глаза – она спала. Вера сидела неподвижно, не зная, что делать, но уходить не хотелось. Так прошло пятнадцать минут. Шурка лежала на спине с закрытыми глазами – и Вере вдруг показалось, что она умерла. Но когда послышался звук открывающейся двери, Шурка снова открыла глаза и сказала:

– Привет.

Вера обернулась.

– Это мой брат, – объяснила Шурка.

Вера молчала. Такое уже было с ней когда-то, и сначала она подумала, что это, наверное, ей приснилось. Так иногда бывает: увидишь что-то – и тебе кажется, что это уже было с тобой раньше, а на самом деле ты видел это во сне. Открыв рот, Вера уставилась на молодого человека в вытертых серых джинсах и красной клетчатой рубашке. Он держал в руке лимон и смотрел на Веру.

Это уже было с ней раньше. И это был не сон.

– Алекс?

- Ты?

15

Было шесть часов, когда медсестра наконец выставила Веру и Алекса из палаты. Попрощавшись с Шуркой, они вышли в коридор и, не дождавшись лифта, пошли вниз пешком. По лестнице спускались молча, и Вера с тоской думала о том, что не знает, куда ей идти и что делать. Она вспомнила, что не позвонила бабе Зине. «Из метро позвоню, подумала Вера, – а там посмотрю». Ей вдруг ужасно захотелось домой, но, чтобы осуществить это смелое решение, нужно было собраться с силами, потому что скандал ей гарантирован, а сил у Веры не было. Она вспомнила разъяренное лицо отца и пыталась представить, что он может ей сказать. А баба Зина? Баба Зина будет ворчать, но пустит. Баба Зина накормит и спать уложит, а утром приготовит завтрак. У нее уютно. У нее три собаки и кот. А дома что? По всему выходило, что провести вечер с бабой Зиной и собаками гораздо приятнее чем выяснять отношения с отцом. Но, во-первых, это было неудобно – не может же она жить у бабы Зины вечно. А во-вторых... а во-вторых, Вера ужасно хотела домой. Но с другой стороны, она слишком устала, чтобы выслушивать нравоучения – и снова оправдываться, и снова плакать. А бабе Зине тоже, наверное, одной скучно. Если так, почему бы еще раз не воспользоваться ее гостеприимством? А там видно будет.

Они оделись и вышли на улицу.

– Ну вот, – сказала Вера, стукнув себя по лбу. - Как я могла забыть?

– Что? – не понял Алекс.

- Подожди, я сейчас. Нет, это глупо. Лучше иди.

– А что случилось?

– Я кое-что забыла, – объяснила Вера. – Мне надо вернуться.

– Ладно. – Алекс пожал плечами.

– Ну, я пошла?

– Увидимся, – сказал Алекс.

А может, он сказал так: «Увидимся?»

– Я тебе позвоню, – крикнул он, когда Вера, сняв на ходу куртку, уже вошла в здание.