Я улыбнулась… И пусть любить — это очень больно, но это мой выбор, и я не буду лечить себя от этого чувства… И другим не позволю!
…Наверное, я уснула, потому что очнулась от тихого: «Маноре Манире, проснитесь, пожалуйста…» Открыла глаза и вздрогнула, увидев полную грусти улыбку Агейры.
— Инор Агейра? — перевела взгляд на его спутника: — Инор Хаес? Что случилось?
Агейра сидел на корточках перед креслом, на котором я спала, но едва проснулась, встал и отошел. Упорно старалась смотреть только на Хаеса, видимо, под влиянием моего взгляда он и ответил:
— Непредвиденная ситуация, маноре. Так получилось, что… арарсар повредили корабль, на котором перевозились дети…
Резкий смех заставил вздрогнуть, но Агейра столь же резко оборвал свою неконтролируемую реакцию и с яростью произнес:
— Она… спутница ведущего, так что можете говорить правду!
Хаес с неприязнью взглянул на него, но все же сказал:
— В процессе боевых действий… — Снова смех атакующего, и наблюдающий резко завершил фразу: — Был поврежден корабль с детьми, атакующий Агейра сумел попасть на корабль и довести его до JE-нкора, мы сделали все, чтобы…
Хмыкнув, Агейра отвернулся к дверному проему, я не выдержала:
— Возраст?
— Пять — семь лет, — хрипло ответил атакующий и взглянул на меня.
Больше вопросов не было, точнее, не было времени их задавать и получать ответы. Вскочив с кресла, мгновенно обулась и, на ходу заплетая волосы, приказала:
— Ведите к ним, быстрее!
Раз перевозились дети, значит, это дети от государственных браков — будущие военные. Остальные категории подрастающего поколения не покидали Талару, так как только военных возили на полевые учения. Этих детей всегда переправляли предельно осторожно — в таком возрасте стрессы недопустимы, потому как в дальнейшем полученная в детстве психологическая травма могла обернуться ошибкой в боевых действиях. И если ребенок пережил психологический стресс, связанный с войной или смертью… его отбраковывали, и он становился рабочим… Его уже не тестировали отбирающие…
Конечно, был шанс все исправить, но, во-первых, шанс представлялся очень маленьким, а во-вторых, действовать необходимо было немедленно. Если бы их доставили на Талару… время оказалось бы упущено — крейсер не эсше, он опускается на поверхность планеты не менее трех акан. Осознание ответственности сдавило спазмом горло, но это была моя работа — я знающая! Я справлюсь!
Мы быстро шли по коридорам в глубь корабля, и я поняла, что время задавать вопросы у меня есть:
— Инор Агейра, потрудитесь объяснить ваш неконтролируемый смех!
Он взглянул на меня, но сейчас все мои мысли сосредоточились на вспоминании техник при работе с шоком, неожиданно для себя отметила, что реагирую на атакующего совершенно спокойно.
— Боюсь, это не слишком… приятная информация, но вы должны знать — эти… логисты… — Он резко выдохнул, затем продолжил: — Удар по кораблю, в котором перевозились ранмарнцы, был нанесен нашими войсками! — Я едва не сбилась с шага, удивленно посмотрела на него. И он голосом, полным ярости, добавил: — Естественно, общественности будет рассказана слезная история о том, как арарсар атаковали корабль с детьми!
Логично, иначе наше правительство и не поступало.
— Среди детей раненые или убитые есть? — спросила спокойно, но сердце замерло от страха.
— Только ушибы и переломы, — хмуро ответил Агейра.
Заметила, что Хаес значительно отстал, потому что мы почти бежали, но ждать его я не собиралась, Агейра явно тоже. Атакующий застыл перед огромной дверью и собирался ее открыть.
— Подождите. — Остановив его, я сделала глубокий вдох. Я знающая! Я само спокойствие! Я знающая! Поймала восторженный взгляд Агейры, но в этот миг он был лишь обучающимся, а там, за дверью, дети, которые сейчас находятся в группе риска. — Это подразделение атакующих? — Он кивнул. — Открывайте!
Их было около ста сорока — маленьких испуганных детей, которые впервые столкнулись с реальным ужасом.
— Оссолоне шитаро! — И они все повернулись на мой голос. Многие плакали, некоторых еще перевязывали лечащие. — Первая младшая группа «Атакующие», — ледяным тоном продолжила я, — вас приветствует знающая!
Они поднялись, все же их учили подчиняться знающим беспрекословно.
— Оссолоне еит шитарин! — Малыши с серьезными лицами поклонились.
«Оссолоне шитаро» — это пожелание пути воина, так обращаются лишь к младшим группам Академии Ранмарн, и стандартный ответ: «Оссолоне еит шитарин» — мы идем путем воина. Это были не наши дети, значит, из другой Академии Ранмарн, таких на Таларе сотни тысяч.
— Лиэро деит сархашсе! — Мой приказ о свободном построении.
И они стали в строй, даже те, кто прихрамывал от боли, поднялись с врачебных постелей и те, у кого были перевязаны лица, ручки, головы, тела. Я и без объяснений лечащих понимала, что многие ранены осколками, но малыши терпели… терпели боль. Что же мы делаем? Что же я делаю? Но если ничего не сделаю, у них больше не будет пути… Лишь работа от рассвета и до заката, страшная трудовая жизнь людей, которые не видят света светила…
На моем лице властность, в глазах строгость, дети понимают, что я недовольна, и встают прямее… Маленькие мои, если бы вы знали, что я недовольна совсем не вами… Крохотные суровые воины, которые готовы сделать вид, что все в порядке… Но это неправильный путь… Единственный способ снять шок безболезненно и заставить их забыть о том страхе, который они пережили, это говорить с ними… И я начала говорить:
— Садитесь! — Они сели прямо на пол, некоторые морщась от боли. Все, вот теперь нужно использовать совершенно другие интонации, нужно заставить их говорить — каждого! Обычно для такой работы на одного знающего всего трое-четверо детей, и я понимала, что многих могу упустить… Но я сделаю все, чтобы помочь! И я начала говорить с притворным ужасом: — Я так испугалась! Сильно-сильно!
Дети смотрели на меня недоверчиво, а лечащие так вообще с ужасом, услышала, как тихо простонал Агейра. Внутренне улыбнулась — они ничего не понимают, но это и неважно.
— Такой грохот стоял, и огонь, и так было жутко! — Дети невольно начали кивать — первый шаг сделан. Малыши должны понять, что страх не нужно прятать, раз его показывает знающая, значит, можно бояться, а это первое, что они должны сделать, чтобы забыть ужас. Именно забыть, а не загнать в глубину своего сердечка — тогда этот страх, как жуткий зверь, затаится, заставляя малышей плакать по ночам. — А вы тоже слышали?
И они начали говорить, говорить разом, перекрикивая друг друга. Старалась услышать каждого, а тех, что молчали, пыталась разговорить, задавала вопросы. Это тяжело, работать с таким количеством детей… но необходимо. Я знающая, я должна справиться. И я обошла раненых, с некоторой долей восторга и восхищения расспрашивая о ранениях, — когда отошла, они уже гордились своими травмами, рассказывая о них другим. Именно гордились, страха уже не было, была гордость. Вскоре каждый маленький воин рассказывал, как было страшно, — страх высказанный становится менее страшным!