Тем временем я пытался прислушаться к себе и понять, что со всем этим делать. Чувство смертельной опасности только усилилось, когда Рэйчел принесла ручку и бумагу и я сел за стол.
Мне пришлось прочитать рекламу, чтобы расшифровать ее. На черную типографскую краску были наложены ярко-красные слова. Я быстро записал их на отдельном листке бумаги и протянул листок Рэйчел.
— Прочти. Только про себя, не вслух.
— Это тебе, тут твое имя, — проговорила Рэйчел.
— Чего они хотят?
— Речь идет о какой-то определенной звукозаписи — что-то связанное с твоей работой, Ник. Члены партии… Я не могу разобрать, почерк совсем…
— Так или иначе, оно адресовано мне и касается моей работы.
— Как такое может быть? — удивилась Рэйчел. — В заурядном рекламном листке, предлагающем обувь? На моих глазах ты сам составил это послание, выдергивая отдельные слова из текста… Эти слова действительно здесь есть, но откуда ты знал, какие брать?
— Они другого цвета, — объяснил я. — Красные, а остальные — обычные черные.
— Вся реклама напечатана черным! — возразила Рэйчел.
— Не для меня. — Я по-прежнему находился в тягостном раздумье. — Партийная шифровка. Инструкции и имя босса, написанные ее собственной рукой на обороте. Мой связник.
— Ужасно, — прошептала Рэйчел. — Ты…
— Я не коммунист, — искренне заявил я.
— Но ты знаешь, как расшифровать послание. Ты его ждал.
Я взял рекламный листок и впервые перевернул его. И тут у меня в голове раздался голос, который словно бы подвел итог моей собственной умственной деятельности:
— Власти.
Одно слово, относящееся к листку у меня в руке. Не от резидента КГБ, обосновавшегося в Нью-Йорке, как показалось вначале. Не инструкции от Партии. Нет, это фальшивка, подделка, работающая на трех уровнях сразу. На взгляд Рэйчел, обыкновенный рекламный листок. По какой-то необъяснимой причине — сейчас не важно почему — я был способен прочитать его истинное содержание. И на третьем, самом глубоком уровне, это полицейская провокация. В результате я сижу у себя в гостиной, держа в руке неопровержимое доказательство собственной преступной деятельности — достаточно, чтобы на всю жизнь отправить меня за решетку и уничтожить будущее семьи.
Внезапно я понял: от листка надо избавиться. Сжечь. Но что толку? По почте будут приходить все новые и новые шифровки. Пока они не добьются своего.
И снова у меня в голове раздался голос. Теперь я вспомнил: голос сивиллы, я слышал его во снах.
— Позвони в ДАН. Я буду говорить за тебя.
Взяв телефонную книгу, я нашел контактный телефон штаб-квартиры ДАНа в Южной Калифорнии.
— Ты что делаешь? — настороженно спросила Рэйчел. — Ты собираешься позвонить… в ДАН? Но зачем? Боже милостивый, Ник, ты себя погубишь! Сожги эту бумажку!
Я набрал номер.
— Друзья американского народа.
Прорицательница у меня в голове зашевелилась, и я утратил контроль за голосовыми связками; меня поразила немота. А затем начала говорить сивилла.
— Я желаю сообщить, — произнес мой собственный голос, правда, с несвойственными мне интонациями, — что меня преследует угрозами коммунистическая партия. Несколько месяцев они пытались добиться от меня сотрудничества в деле, связанном с моей работой, но я отказывался. Теперь они пытаются добиться своего угрозами и насилием. Сегодня я получил по почте зашифрованное послание. Я не собираюсь выполнять их требования и хочу передать это послание вам.
— Одну минутку, — после некоторой паузы сказал агент ДАНа. В трубке наступила тишина, затем послышались щелчки соединений.
— Важно действовать без промедления, — объяснил я Рэйчел.
— Добрый день, — раздался в трубке голос человека постарше. — Вы не могли бы повторить то же самое, что только что сказали оператору?
— Путем шантажа и угроз коммунистическая партия пытается склонить меня к сотрудничеству в одном деловом вопросе.
— В каком именно?
— Я занимаю ответственный пост в фирме звукозаписи, специализирующейся на народной музыке. Компартия заставляет меня записывать прокоммунистических исполнителей, чтобы их песни, несущие закодированные послания, звучали на радиостанциях Америки.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
Я назвал свое имя, адрес и номер телефона.
Рэйчел не сводила с меня ошеломленного взгляда, не в силах поверить в происходящее. Да я и сам не мог в это поверить.
— Как именно вас шантажируют, мистер Брейди?
— Я получаю корреспонденцию угрожающего характера.
— Угрожающего характера?
— Меня вынуждают действовать, угрожая расправой.
— Мы кого-нибудь к вам пришлем. Улики не выбрасывайте.
— Там еще есть имя человека, с которым мне надлежит связаться.
— Ничего не предпринимайте. Из дома не выходите. Ждите наших представителей — вас проинструктируют, как себя вести. И спасибо за сообщение, это очень патриотично, мистер Брейди. — Человек на другом конце провода повесил трубку.
— Дело сделано, — сказал я Рэйчел, почувствовав волну облегчения. — Я уже не на крючке. Полагаю, что в течение ближайшего часа в наш дом ворвалась бы полиция.
Теперь же это не имело никакого смысла — я сообщил кому следует. Кризис миновал, хотя и благодаря не мне, а сивилле.
— Но предположим, — пробормотала Рэйчел, — что послание действительно от партии?
— Не может быть. Я никого там не знаю. Я даже не уверен, что партия вообще существует. Стали бы они писать мне, тем более шифровки!
— Может, это какая-то ошибка, и письмо предназначалось другому.
— Тогда пошли они к черту, — отрезал я. Хотя я знал точно, что это провокация. Вернее, знала сивилла. Знал ВАЛИС, в критический момент пришедший мне на помощь.
— Они могут принять тебя за коммуниста, — сказала Рэйчел.
— Ничего подобного. Ни один коммунист не стал бы им звонить. Меня примут за того, кем я и являюсь — за простого американца-патриота. А вообще, ну их к дьяволу, по мне что власть, что коммунисты — одно и то же. Кто безжалостно расправляется со своими политическими соперниками? Кто, борясь за власть, убил Кеннеди, доктора Кинга и Джима Пайка? Враг у нас один — товарищ Феррис Фримонт.
Жена потрясенно смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова.
— Прости, — тихо добавил я, — однако такова правда. Люди не должны это знать. Но я знаю. Мне сказали.