Это навело Джо на мысль о том, что Глиммунг скорее всего собирает сотни мастеров с сотен планет, и Фернрайт был не единственным, кто получал странные послания. Он представил себе, как огромная пушка выстреливает посланиями спец-доставки, тысячами таких посланий, адресованных разным живым существам во всех концах Галактики.
"И — о боже, — ужаснулся Джо, — за всем этим следит полиция. Они вломились в мой блок, едва я успел поговорить с банком; вчера ночью эти двое сразу направились в уборную. Конечно, они уже знали о сливном бачке и этой записке. Могли бы сказать, но нет — это было бы слишком по-человечески…"
Зазвонил телефон. Джо снял трубку.
— Я поговорил с энциклопедией, — возник на экране Смит. — Планета Плаумэна — это Сириус-Пять на жаргоне астронавтов, но раз я уж связался с энциклопедией, я не преминул разузнать побольше, подумал, что тебе это не помешает.
— Угу, — Джо приготовился внимательно слушать.
— Там живет одно огромное старое существо. Очевидно, немощное.
— В смысле, больное? — спросил Джо.
— Вроде того… ну, возраст и все такое. Я бы сказал, что оно в спячке.
— Опасное?
— Как оно может быть опасным? Оно немощное и к тому же постоянно спит. Дряхлое. Вот точное слово — дряхлое.
— Оно когда-нибудь вступало в контакт с нашими?
— Фактически нет. Лет десять назад оно вышло на кратковременную связь и попросило орбитальный метеоспутник.
— А чем расплатилось?
— Да ничем. Оно нищее. Мы отправили спутник бесплатно, вместе с новостным терминалом.
— Нищее и дряхлое, — прошептал Джо. Ему стало тоскливо. — Да, сдается мне, не видать мне этих денег…
— Как это? Ты что, просил у него денег?
— Счастливо, Смит, — заторопился Джо.
— Эй, подожди! — остановил его Смит. — У нас тут новая игра появилась. Хочешь попробовать? Слушай, просматриваешь газетные архивы и натыкаешься на забавные заголовки, настоящие заголовки, а не выдуманные. Я нашел отличный экземплярчик — с 1962 года. Хочешь, прочитаю?
— Ладно, — автоматически ответил Джо. Снова навалилась тоска, он чувствовал, что выжат, как лимон. — Давай свое заглавие.
— "Элмо Пласкет топит гигантов", — прочел Смит.
— Какой к черту Элмо Пласкет?
— Он вышел из бедняков, а потом…
— Слушай, мне пора, — сказал Джо, поднимаясь. — Надо идти. — Он повесил трубку. "Домой, — закончил он про себя. — За мешком с четвертаками".
На городских тротуарах, словно некое огромное существо, роилась толпа кливлендских безработных. Они подходили друг к другу и останавливались. Стояли и ждали, и это ожидание незаметно для них самих превращало их в единое целое — живое и грустное. И через их плотные ряды медленно пробирался Джо Фернрайт, неся в руках свой драгоценный мешок с монетами прямо в лапы к мистеру Найму. Джо всем телом ощущал завистливые взгляды тех, кому некуда было идти, вдыхал их запах, чувствовал исходившую от них апатию.
— Прошу прощения, — обратился Джо к внезапно выросшему перед ним долговязому мексиканцу.
Юноша нервно моргнул, но с места не сдвинулся. Он видел асбестовый мешок в руках у Джо. Вне всякого сомнения, этот парень знал, что находится в мешке, а значит, знал, куда и зачем направляется Джо Фернрайт.
— Можно пройти? — не успел произнести Джо, как увидел, что очутился в западне: толпа позади него сомкнулась, отрезая путь к отступлению. "Ну все, сейчас они вытрясут из меня все монеты" — подумал он, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Повсюду пустые взгляды, безразличные лица — все поплыло перед глазами Джо, словно в ночном кошмаре.
— Разрешите взглянуть на ваши монеты, сэр? — спросил мексиканец.
Что оставалось делать Джо? Глаза, или, скорее, черные провалы глазниц, окружали его плотным кольцом, его и его асбестовый мешок. "Черт возьми, я попался, как мальчишка", — с удивлением осознал Джо. Это были его кровные деньги, и толпа знала это не хуже него.
И все же он чувствовал, что от него ничего не зависит.
Доберется ли он до будки мистера Найма, пропадет ли по дороге — толпе было все равно.
Странно, но в глубине души Джо Фернрайт был совершенно спокоен: их жизнь — их личное дело, и это в ней был мешок старательно накопленных монет. "Ну что они мне могут сделать? — спокойно размышлял Джо. — Они что, думают, я попаду под действие их чар? Это их проблемы. Меня не собьешь с пути: раз уж я решил забыть о письмах и прийти сюда, никто не остановит меня на полдороге".
— Нет, — отрезал Джо.
— Я их не трону, — заверил парень.
Странное чувство охватило Джо Фернрайта. Пошарив в мешке, он достал монету и протянул ее мексиканцу. Как только парень схватил ее, новые и новые руки потянулись со всех сторон. Кольцо безнадежных глаз сменилось кругом протянутых ладоней. В них больше не было ни злобы, ни жадности — они тянулись к нему так же доверчиво, как его рука — сегодня утром к почтовому ящику.
"Господи, какой ужас, — подумал Джо. — Эти люди думают, что я здесь, чтобы принести им дар, которого они ждали от Вселенной. Ждали всю свою жизнь, не получали ничего и принимали это так же покорно, как сейчас. Они видят во мне бога. Но нет! Надо выбираться отсюда — я ничем не могу им помочь".
Даже думая об этом, Джо продолжал бессознательно шарить в мешке, и в протянутые ладони одна за другой ложились монеты.
Над головой, снижаясь, пронзительно засвистела полицейская машина, похожая на летающую тарелку.
Двое в блестящей облегающей форме и искрящихся защитных шлемах направили на толпу лазеры.
— Пропустить этого человека! — рявкнул один из полицейских.
В ту же минуту плотное кольцо начало таять. Протянутые руки исчезали, словно проваливаясь во тьму обреченности.
— Нечего тут торчать, — пророкотал бас второго прямо над ухом Джо. Пошел вперед вместе со своими деньгами, а то я тебя так припеку, что ты почувствуешь себя бифштексом.
И Джо двинулся вперед.
— Ты кем себя возомнил? — спросил второй коп из машины, следовавшей за Фернрайтом по пятам, — филантропом и меценатом?!
Джо подавленно молчал.
— Эй, приятель, отвечай, когда тебя спрашивают, — напомнил коп.
Сунув руку в мешок, Джо достал монету и протянул ее ближайшему полицейскому, с изумлением обнаружив, что у него осталась всего пара четвертаков.
"У меня больше нет денег, — понял он. — Значит, остался один выход почтовый ящик и то, что он принес за эти два дня. Нравится мне это или нет — теперь мне уже некуда отступать".