– Эй!
Ой… А, это Глеб. Вышел на порог.
– Смотрю, не спишь. Жарко?
– Непривычно. Сейчас погуляю и пойду укладываться. Глянь, что я нашла.
Глеб, в трусах, майке и галошах на босу ногу пришлёпал ко мне. Я поднесла к его лицу берёзовый листок.
– Посмотрись. Видишь себя? Здорово, да?
Глеб с удивлением глянул на меня. А затем в ледяное зеркальце.
И продолжал молчать. Но стоял на улице, не уходил.
– Глеб, иди домой, заболеешь. Холодно же!
Конечно, он переживал, что гость не спит. А я попросила очень рано, просто до рассвета меня разбудить. Будильник в телефоне специально завела. Но продублировать его не помешает. Хотелось полетать, не привлекая ничьего внимания. Не проснусь ведь. А сейчас вот не сплю. Едришкин-коврижкин…
– Хочешь чаю?
– Хочу, Глеб.
Мы вернулись в дом. Плотно закрыв дверь к спящим родителям, уселись на кухне. Было бы стильно, если бы Глеб-лесовик, юный деревенский лекарь, колдун и друг зверей, заварил мне некоего усыпительного настоя – из необыкновенных трав, известных только ему. И рецепт этого чая был передан Глебу известной всей округе знахаркой-прабабушкой. Но нет. Чай был из обычного пакета обычной народной марки. С обычным лимоном. Печеньем, вареньем и прочей стандартной едой.
Да и ничего не стильно – потому что предсказуемо. И попсово. Опять модные колдуны… Ну надо же, что за пошлая дребедень приходит мне в голову! Ведь всё и так было нормально. Хороший чай. Лимон люблю.
Интересно, а что будет модным, когда отвалятся от актуальности ведьмы, персонажи фэнтези, гламур, готика и бытовой деканадс? Я задумалась, уставившись в пространство. Всё пыталась представить что-то кардинально новое. Голос Глеба отвлёк меня.
– А? Что?
– Смотри, про тебя. – С этими словами Глеб выложил на стол газету.
– Про меня???
Это оказалась районная газета «Восход». И на четвёртой её полосе был помещён небольшой рассказ. А рядом с ним – картинка, изображающая полуголую женщину с крыльями и толстоляжечными когтистыми и пушистыми ногами.
– Я прочитал, – продолжал Глеб, разглаживая картинку в газете. – Правда, похоже.
Я тоже прочитала. Ну-ну…
«Когда в лесную реку падают золотые листья, над землёй поднимается светлая птица Сирин. И в эти согретые солнцем дни осени она летит над спокойными полями, тихими деревнями, над болотами, лесами и реками, над просторами лугов и холмов. Когда люди видят её в небе или замечают на земле тень от сильных крыльев – они знают, что скоро в их жизнь придёт радость. В холодное и тревожное время человек, увидевший, как летит птица Сирин, будет стоек и смел, в быстро надвигающейся мгле его не оставит удача.
Долго будет лететь птица Сирин в согретом солнцем звенящем покое воздуха – прекрасна, величава и таинственна.
Кто умеет смотреть, сможет увидеть на её гордом лице свет глубокой доброты, печаль и кротость. Дурному человеку не разглядеть птицы Сирин в высоком небе.
Никем неведомая и незнаемая, долгое время пребывает она, набираясь тепла и света, в заповедном краю. И в чистый осенний день птица Сирин взлетает в небо, чтобы донести до того, кто станет бесконечно дорогим ей, всё, что собирала она в своём сердце – тонкие звуки морозного утра, юную радость весны, бескрайность летнего ветра, жертвенную чистоту осенних цветов. Много хранит птица Сирин таинственного, глубокого и доброго.
Но никто не поднимает руки к небу навстречу ей, ни в чьём сердце не может прочесть птица Сирин зари надежды и силы, никак не найдёт того, для кого она сложила бы крылья и, упав с неба, запела бы несказанно прекрасную заветную песню.
И она летит дальше и дальше. А всё, на что упадёт взгляд её печального лица, долго хранит луч собранного птицей Сирин душевного тепла и света».
В конце текста стояла фамилия автора. Женщина какая-то написала.
– Тебе не понравилось? – расстроился Глеб, видя мою ехидную усмешку. – А мне прям так… Прямо очень. Прям как по правде. Вот ведь пишут…
Эк расчувствовался молоденький подписчик районной газеты «Восход»! Значит, я для этой неведомой дамочки Сирин. Страдательный, получается, персонаж. Но это по одной классификации. А автор текста, видимо, знакома с другой, позитивной функцией птицы Сирин. Раз песню она тут собирается исполнить не смертельную, а прекрасную в хорошем смысле. Не киллер же птица Сирин, вылетевший на охоту за своей жертвой. Нет. Она любви ищет – это же очевидно. Но не находит, а потому мотается над лесами и деревнями, людей пугает. Прям как я…
Правда, на картинке и в тексте лицо у крылатой девушки всё равно печальное. Эх, значит, мы имеем дело с весьма вольной эклектичной трактовкой!
Да ерунда это всё – трактовка, печальное лицо, не печальное. Дело в другом. Всё серьёзно.
И пока Глеб углубился в чтение рассказа (интересно, по какому разу?), я конкретно и по-серьёзному задумалась. Автор что-то знает. Первое: она, естественно, местная, а потому могла меня видеть. Разглядеть в подробностях. Да даже мельком просто заметить. И, не до конца поверив в то, что подобное может существовать на самом деле, что-то там себе домыслить и сочинить мини-сказочку. Про то, как живёт мифический персонаж в этом своем заповедном краю, сидит там сидит, а по осени вылетает добра молодца в окрестностях поискать и песенку ему любовную спеть.
Второе: автор могла просто на основе фольклорной традиции всё это сочинить. Меня она не видела, просто совпало.
И третье: таких совпадений не бывает. В газету потянулись письма читателей – очевидцев моих неосторожных полётов над их жилищами, полями и лесами. Народ-то повсюду шныряет, а глазастых всегда везде полно. Автор сказки про печальную добрую птицу всё это систематизировала и выдала художественный отклик на столь странное явление. Так сказать, реакция редакции, отвечаем на письма…
В любом случае, дело не очень хорошо обстоит. Охота на кондора меня очень в своё время порадовала. Надо что-то делать.
– А можно, я эту газету себе оставлю? – попросила я Глеба как можно спокойнее.
– Можно! Это тебе. Я у соседей ещё одну взял.
Ах ты, Глеб… Я не стала его пугать своими опасениями. Он, это ясно, про меня и так никогда не проболтается. А больше ничем помочь не сможет. Так что зачем нагнетать страхи?
Вместо этого я рассказала ему про разновидности райских птицедев. Нарисовала даже, как смогла. Ему очень понравилось. Сказала, что я, наверное, птица Алконост. Он согласился. Ему тоже не хотелось, чтобы я была печальной птицей, льющей слёзы и поющей умерщвляющие песни. Лучше весёлые.
Ему приятно было рассказывать. Глеб слушал, живо блестели его глаза. И, казалось, мозг и душа впитывают информацию до последней капельки-крошечки-буковки-мыслишки. Правда!