Сколько я когда-то в нечеловеческом образе провела? Сутки с лишним? Наверное, сейчас уже тоже. Только тогда я летала в своё удовольствие, а сейчас томлюсь в неволе, орёл молодой. И нет у меня верного товарища, который сказал бы, что пора, брат, пора. А ведь меня надо спасать, я могу сама-то и не выбраться.
Мыслей по спасению не возникало. Глеб обо мне ничего не знал, мобильник мой остался дома. Ой, и контактные линзы – их особенно жалко! Ведь каморка наша выстудится, ночью температура упадёт в минус, раствор в контейнере застынет. И линзы вместе с ним. Испортятся! Да это ладно. Только бы освободиться – новые куплю…
А я – не испорчусь? Сколько я тут ещё просижу?
Время шло и шло. Я вздремнула. Сколько это длилось, не знаю. А потом свет погас. Всё – солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно…
Пришлось снова спать.
А вскоре я стала чувствовать, что действительно начала уставать. Что и душно мне, и тесно, и тревога какая-то непонятная в этой темноте рождается… Интересно, мне нарочно свет отключили или он просто-напросто перегорел?
Оказалось, перегорел. Лампочка накрылась. Но выяснилось это только тогда, когда меня соизволили-таки навестить.
Кого-то они привезли – покупателя, видимо. Привели его сюда, а здесь темно, как у негра где?.. Ох, как они боялись, что я тут же в дверь шмыгну, ох, как растопырились, устроив мини-оцепление. В темноте на фоне ударившей из открытой двери полоски света это особенно комично смотрелось. «Лампа, лампа, пи-и-и-и! Надо заменить!» Долго они орали, шуровали. Наконец наладили свет.
Покупатель не поверил своим глазам. Он хватал меня безжалостно, даже в рот заглядывал, как дарёному коню. Я с удовольствием сомкнула зубы на его толстом табачном пальце. Взвыл.
Ударил меня, гад. Это так мы к ценному товару относимся? Ну почему я колдовать не умею? Была бы я магом-чародеем, ох, они бы тут уже все трупаками валялись! Ладно, сейчас в рожу вцеплюсь.
Я взлетела и вцепилась. Хоть и сама головой потолок протаранила, но так вонзила когти, что даже испугалась. Кажется, до самой кости разодрала ему харю. Ужасное ощущение. Ничего приятного. Кровища хлынула.
Рожу я отпустила, зависла под потолком. И ноги поджала, чтобы мужики не достали. Так и держалась на высоте, нагоняя крыльями ветер.
Как матерился денежный человек, на которого охотники за диковинками возлагали столько надежд! Как они над ним квохтали! Утащили-таки его наверх, меня заперли.
Ну, что, убьют теперь? Можно подумать, медведи из зверинца на людей не бросаются, если им такая возможность удаётся! А что вы хотели от дикой природы?..
Я не чувствовала за собой никакой вины. Я – Че Гевара. Я борюсь за собственную свободу. И ничью чужую свободу не ущемляю. Так что пусть понимают это и отпускают.
А подписала бы я контракт с продюсерским центром каким-нибудь – вот точно так же они бы меня не выпустили из своих цепких ручек. Так что нет. Правильное я приняла решение об отказе от публичной карьеры. Мы хотим свободы. Всё преодолеем.
Я спустилась на стол и с омерзением постаралась обтереть об него испачканные кровавые когти. Смотрю на кровь – и у меня всё внутри заходится. Боюсь. Не люблю. Так за всю жизнь к её виду и не привыкла.
Время проходило бездарно. Какой же это ужас – сидеть в тюрьме, да ещё и в одиночке! Невыносимо. Что ж, вот я и перешла в другую категорию – ту, которой пугал интернет-рассыльщик бодрящих непреложных истин. В смысле, если вы не испытываете ужаса сидения в одиночной камере, вы счастливее большинства населения планеты. Я испытываю. Доигралась потому что. Так что привет тебе, большинство населения планеты, сидящее в тюрьмах. Где это столько тюрем с одиночными камерами, интересно? Ох, опять не то думаю…
Побег. Только побег.
Вариантов побега я придумала много, но все они были неосуществимы. Чего-нибудь, да не хватало для того, чтобы всё получилось.
Мне непрерывно хотелось почесаться. Я взлетала, задирала ногу, старалась достать до бока. Обсмеёшься. Садилась, пыталась, как Шариков, зубами блох искать. Тело зудело, ох, зудело всё тело… Тесно уже было в этом облике, томительно. Видно, мне просто необходимо время от времени перекидываться – и жить то так, то эдак.
И я не выдержала. Прислушавшись, не спускается ли кто из этих ублюдков по лестнице, шмякнулась об пол. О, какое блаженство! Чесаться сразу расхотелось. Я с хрустом в суставах потянулась, прошлась туда-сюда, помахала руками, улеглась на пол и закрыла глаза. Полежала. Эх, хорошо…
Но на полу опасно – надо лучше на стол перебраться. Услышу, что идут, тут же с него хрясь об пол! И снова как и было…
Я смахнула со стола последние крошки, легла, скрестив руки на груди – как «Панночка помэрла».
Нет, я не задремала, и меня не увидели пришедшие тюремщики во всей красе! Фиг вам! Я их услышала и успела всё сделать как надо. Думаю, природа берегла своё эксклюзивное изделие.
На меня без разговоров накинули сетку – не брезент, а сетку, в которой я тут же запуталась. И притянули ею к столу. Ну понятно – так я не смогу ни на кого напасть. Ладно.
Значит, убивать не будут, раз снова пришли рассматривать.
Но я же цыпляк-дохляк – пусть не забывают. Мне плохо живётся в неволе. Я скрестила крылышки, как херувимчик под куполом церкви, и нахохлилась. И больше ничего от меня добиться не смогли. Обсуждали, конечно, мои потенциальные возможности, рынки сбыта. Ага, стало быть, этот, распоротый, не конечный потребитель, а всё-таки перекупщик. Не такой уж важной птице я, значит, табло попортила…
Я вспорхнула, увлекая за собой сетку. Стража всполошилась. Но куда тут Жар-птице деваться? Я снова села. И, как уже стало традиционным, позакатывала-позакатывала в изнеможении глаза, да и аккуратно прилегла на стол. Снова примчались с кислородной маской (и откуда всё-таки она у них?), снова я кривлялась и слюни пускала.
И уяснила главное – им было меня не жалко. Потому что лечили они не живое существо, а свой страх лишиться прибыли. Я это отчётливо поняла по их словам и действиям. Да неужели правда?
И мне тоже стало их не жалко совсем. При первой же возможности пущу на ленты ещё чью-нибудь физиономию. Будет у них тут салон красоты на дому. Как это там называется – искусственное шрамирование. Скарификация? Во, подходи по одному.
Вдоволь наматерившись, мужики оставили меня одну. Интересно, они пришли к какому-нибудь решению или нет?
Какую бы им подлянку устроить? Или хотя бы как заставить расслабиться, чтобы они бдительность потеряли? Потому что пока они всё время в напряжении – нападения боятся. Если обнародую свою способность говорить, скажу: отпусти ты, старче, меня в море… Отпустят? Нет, это ж я уже поняла. Только увеличу себе цену. И, соответственно, усилю их желание подороже меня продать.
Может, сменить тактику и стать доброй птахой? Чирик-чик-чик, чирик-чик-чик, всем нужны друзья, чирик-чик-чик, чирик-чик – чик, даже воробьям… Покажусь ребятам улыбчивой, поклюю демонстративно со стола крошечек, посмотрю на них трогательно, всплакну – и они растают! И отпустят. Ага – деньги они на ветер отпустят… Размечтался, одноглазый, как говорили у нас в школе. Сама же знаю, что с мужиками по-доброму нельзя – они слабинку сразу чувствуют. Все, кроме Глеба. Он у меня уникум.