– Надеюсь, дело того стоило, – сказал я.

– Да, – откровенно признал он. – Мне заплатили двойную цену.

Я подавил смешок.

– Э... может ли парусник, – спросил я, – спокойно отплыть из Англии и путешествовать из порта в порт в Средиземном море, если у него даже нет названия? Я хочу сказать, вам ведь приходилось иметь дело с таможней и все такое прочее?

– Можно пройти таможню, если хочешь потерять уйму времени. В противном случае, пока ты сам не поставишь их в известность, в порту понятия не имеют, прошел ты две мили до берега или две тысячи. В больших портах собирают пошлину за швартовку, и больше их ничего не волнует. Если бросить якорь где-нибудь, вроде Форментера, что мы и сделали однажды вечером, когда ты был на борту, никто даже не заметит. Спокойно приходишь и уходишь, на море с этим просто. Что еще нужно человеку?

– Звучит восхитительно, – с завистью вздохнул я.

– Ага. Послушай... – он запнулся на мгновение, – ты собираешься натравить на меня полицию или что-то в этом духе? Поскольку я отплываю сегодня с дневным приливом, я не скажу куда.

– Нет, – сказал я. – Никакой полиции.

Он испустил вздох с явным облегчением.

– Полагаю... – Он помолчал. – Что ж, спасибо. И ты уж извини, ладно.

Я вспомнил дешевый роман, носки и мыло. Я не мог сердиться на него.

Через десять минут от служащего "Голденуэйв Марин" я получил довольно полную справку о больших яхтах вообще и Артуре Робинсоне в частности. В настоящее время на верфи "Голденуэйв" стояли на стапелях еще четыре яхты типа Золотой шестьдесят пятой, все четыре заказаны частными лицами, и одним из них являлся Артур Робинсон. Их Золотая шестьдесят пятая модель оказалась удачной, о чем мне поведали с удовольствием и гордостью, и построенные на их верфи суда ценились во всем* мире за отменное качество. Конец связи.

Я с благодарностью положил трубку. Сидел, размышляя и обгрызая ногти.

В конце концов я без особого удовольствия решил рискнуть.

Вернулись Дебби, Питер, Бесе и Тревор, и контора наполнилась суетой и звуками шагов. Мистер Уэллс явился на встречу за двадцать минут до назначенного срока, напомнив мне один из приемов психиатров, с помощью которого они определяют состояние пациентов: если те приходят раньше, они встревожены, если опаздывают – агрессивны, если приходят вовремя, то они страдают глубокой патологией. Мне частенько казалось, что психиатры не учитывают проблем с поездами, автобусами и дорожные заторы, но в данном случае тревожное состояние мистера Уэллса не вызывало сомнений. Его прическа, манера поведения, выражение глаз – все свидетельствовало о том, что он собой не владеет.

– Я звонил людям, которым вы послали фиктивный чек, – сказал я. С ними было нелегко договориться, но они все-таки согласились не предъявлять иск, если вы позаботитесь о них после того, как суд вынесет постановление возбудить дело о несостоятельности, что неизбежно.

– Я что?

– Заплатите им позже, – пояснил я. Профессиональный жаргон... И я туда же.

– Ох.

– Платежное поручение, – продолжал я, – прежде всего нужно направить в налоговую инспекцию, там вам определят полную сумму налога и начислят проценты за каждый просроченный день.

– Но мне совершенно нечем платить.

– Вы продали машину, как мы договаривались?

Он кивнул, избегая встречаться со мной взглядом.

– Что вы сделали с деньгами? – спросил я.

– Ничего.

– Так погасите часть задолженности по налогам.

Он смотрел в сторону, и я только вздохнул над его глупостью.

– Что вы сделали с деньгами? – повторил я. Он не пожелал сказать мне, и я пришел к выводу, что он шел по незаконному пути многих потенциальных банкротов, распродавая имущество и откладывая выручку на счет в банке где-нибудь далеко и под чужим именем. Таким образом, на долю судебных исполнителей, когда те появятся, останется немного. Я дал мистеру Уэллсу несколько хороших советов, которыми, как я догадывался, он не воспользуется.

Самоубийственная истерия его прежних визитов вылилась в недоброе чувство ко всем, кто пытался давить на него, включая меня. Он слушал с выражением ослиного упрямства на лице, какое мне доводилось видеть довольно часто раньше, и единственное, с чем он безоговорочно согласился, это не подписывать больше никаких чеков.

К половине четвертого мистер Уэллс надоел мне до смерти, а я ему.

– Вам нужен хороший адвокат, – заметил я. – Он скажет вам то же, что и я, но, возможно, вы прислушаетесь к его словам.

– Это адвокат посоветовал обратиться к вам, – мрачно возразил он.

– Кто ваш адвокат?

– Некий Денби Крест.

Мир тесен, подумал я. Отдельные части его соприкасаются, перекрывают друг друга, как куски лоскутного одеяла. В порядке вещей, когда все время всплывают одни и те же имена.

По чистой случайности Тревор находился в общей приемной, когда я провожал клиента до двери. Я представил их друг другу и объяснил, что мистера Уэллса прислал к нам Денби. Тревор одарил его благосклонным взглядом, который сделался бы весьма предубежденным, знай мой партнер о шатком положении дел мистера Уэллса. Последовал светский обмен любезностями, и на мистера Уэллса произвели огромное впечатление солидная внешность Тревора, его покровительственная манера держаться и очевидное здравомыслие. И я практически видел, как в его мозгу мелькнула мысль, что он, возможно, попросил помощи не у того партнера.

Возможно, цинично подумал я, так оно и есть. После его ухода Тревор хмуро посмотрел на меня.

– Зайдите ко мне в кабинет, – вздохнул он.

Глава 17

Я сидел в одном из кресел для посетителей, Тревор по-хозяйски расположился за столом. В его манерах сквозила неловкость пополам с вкрадчивым добродушием, как будто он боялся потерять твердую почву под ногами.

– Денби обещал приехать к четырем.

– Хорошо.

– Но, Ро... Он все объяснит. Вы будете вполне удовлетворены, я уверен. Думаю, я дам ему возможность объясниться самому, и вы поймете... что у нас нет причин беспокоиться.

Он выдавил неубедительную улыбку и забарабанил кончиками пальцев по пресс-папье. Я смотрел на знакомое лицо друга и от всего сердца желал, чтобы все сложилось по-иному. Денби пришел на десять минут раньше, что, без сомнения, потешило бы самолюбие психиатров. Он был напряжен, словно часовая пружина, заведенная до отказа, как, наверное, и следовало ожидать. Спина его не гнулась, будто вместо позвоночника внутри его коротенького пухлого тела сидел шомпол, усы щетинились над выпяченной губой. Всем своим видом он откровеннее, чем раньше, демонстрировал раздражение.

Денби не пожал мне руку, только кивнул. Тревор обошел вокруг стола, чтобы предложить стул. Я счел его вежливость излишней.