— Придержи-ка свой суеверный язык! — ответил Варни. — Но, раз уж речь зашла о посетителях, говори, плут, без всяких увиливаний, как это Тресилиан оказался у задней двери?
— Тресилиан! — воскликнул Фостер. — А кто такой Тресилиан? Я никогда не слыхивал этого имени.
— Ах ты негодяй, да это тот самый корнуэллский грач, которого старый сэр Хью Робсарт прочит в мужья своей хорошенькой Эми. Вот распаленный любовью болван и притащился сюда искать свою прелестную беглянку. Надо с ним быть поосторожнее: он вбил себе в голову, что его обидели, а он не такой уж смирный барашек, чтоб просто сидеть здесь, блеять да хвостиком повиливать. Хорошо еще, что он ничего не знает о милорде, и думает, что все дело только во мне. Но как, дьявол его побери, он сюда попал?
— Да, как вам известно, с Майклом Лэмборном, — ответил Фостер.
— А кто такой Майкл Лэмборн? — спросил Варни. — Господи боже ты мой, да ты бы уж лучше прямо прибил над дверью ветку плюща и приглашал бы каждого встречного и поперечного поглазеть на то, что должен хранить как зеницу ока…
— Эх, эх, вот, право, вельможная награда за мои услуги вам, мистер Ричард Варни, — заныл Фостер. — Разве не сами вы поручили мне подыскать для вас человека с острым мечом и неразборчивой совестью? А уж как я-то старался найти для вас подходящего человечка! Ведь, благодарение небу, среди моих знакомых нет подобных молодцов. И вдруг, словно по соизволению свыше, этот долговязый прохвост, который, при всех своих качествах, самый что ни на есть подозрительный молодчик, какого только можно пожелать, сам с беспредельной наглостью является ко мне возобновить знакомство. И я вежливо принимаю его, думая доставить вам удовольствие. А теперь, нате вам пожалуйста, какую благодарность я заслужил за то, что унизился до разговоров с ним!
— Так как же он, — возразил Варни, — будучи твоим собственным подобием, за исключением разве твоего теперешнего лицемерия, лежащего тонким слоем на твоем грубом, жестоком сердце, как позолота на ржавом железе, как же он, говорю я, привел сюда с собой этого благочестивого, вздыхающего Тресилиана?
— Клянусь небом, они пришли вместе, — сказал Фостер. — И Тресилиан, видит небо, улучил минутку покалякать с нашей хорошенькой жеманницей, покуда я в другой комнате беседовал с Лэмборном.
— Безмозглый болван! Теперь нам крышка! — воскликнул Варни. — Как только ее вельможный возлюбленный покидает ее, она сейчас же начинает тосковать по отцовскому дому. Стоит этому душеспасительному дурню свистнуть, и курочка упорхнет на старый насест. А тогда мы пропали!
— Не бойтесь, хозяин, — возразил Энтони Фостер, — она не ахти как склонна подаваться на его манок. Как только она его увидала, так и взвизгнула, будто ее гадюка ужалила.
— Очень хорошо. А не можешь ли ты разузнать через дочку, о чем они там говорили, любезный Фостер?
— Я вам прямо скажу, мистер Варни, — заявил Фостер, — моя дочь не должна быть связана с нашими замыслами или пойти одним путем с нами. Этот путь годится для меня, ибо мне ведомо, как замаливать свои грехи. Но я не желаю подвергать погибели душу своего ребенка ни ради вашего удовольствия, ни ради удовольствия милорда. Я могу сам бродить среди ловушек и волчьих ям, я человек, умудренный жизненным опытом, но я не пущу туда свою бедную овечку.
— Эх ты, подозрительный глупец! Мне, как и тебе, ни к чему, чтобы твоя девчонка с ребячьей мордочкой впутывалась в мои дела или отправлялась в ад под ручку с папашей. Но стороной-то ты мог узнать от нее хоть что-нибудь.
— Я и узнал, мистер Варни, — ответил Фостер, — и она сказала, что ее госпожу зовут домой к больному отцу.
— Прекрасно! — заметил Варни. — Это уже кое-что, заслуживающее внимания, и я этим воспользуюсь. Но от Тресилиана эту местность надо избавить. Я даже не стал бы никого затруднять по этому поводу, он ненавистен мне, как ядовитейшее зелье… Да, его присутствие здесь для меня хуже всякой отравы. И я сегодня отделался бы от него, да вот нога у меня подвернулась. И, по правде говоря, не подоспей на помощь твой приятель, я бы уже сейчас точно знал, куда мы с тобой прямехонько шествуем, в рай или в ад.
— И вы можете этак рассуждать о подобном риске! — ужаснулся Фостер. — У вас, мистер Варни, твердокаменное сердце. Что до меня, то, если бы я не надеялся прожить много лет и иметь впереди время для великого покаяния, я не шагал бы бок о бок с вами.
— Ну, ты проживешь так же долго, как Мафусаил, — сказал Варни, — и накопишь тьму богатств, как Соломон. Ты будешь каяться так истово, что больше прославишься своим раскаянием, чем своими подлыми делишками — это уж как пить дать. Но все это прекрасно, а с Тресилиана нельзя спускать глаз. Твой головорез отправился выслеживать его. Дело идет о нашем с тобой будущем, Энтони.
— Да, да, — мрачно подтвердил Фостер, — вот каково связываться с тем, кто не знает священного писания даже настолько, чтобы понимать, что работник заслуживает платы. А на меня, как всегда, сваливаются все заботы и весь риск.
— Риск? А что же это за риск такой, позвольте вас спросить? — поинтересовался Варни. — Этот молодчик шатается тут по вашим владениям или вламывается к вам в дом, и, если вы примете его за грабителя или браконьера, разве не вполне естественно приветствовать его холодной сталью или горячим свинцом? Ведь и цепной пес набрасывается на тех, кто подберется слишком близко к его конуре, а кто его за это упрекнет?
— Да, у меня собачья работа и собачья плата, — промолвил Фостер. — Себе вы, мистер Варни, захватили прекрасные земли из этого старого монастырского владения, а у меня только и есть, что жалкая аренда этого здания под началом у вас, да вы вдобавок можете отобрать ее у меня, когда вам вздумается.
— А ты очень хотел бы превратить свою временную аренду в пожизненную? Что ж, оно, может статься, так и получится, Энтони Фостер, если ты как следует заслужишь ее'. Но не торопись, любезный Энтони: заслужить ее можно вовсе не тем, что ты предоставишь на время две-три комнаты этого старого дома, чтобы держать там премиленькую райскую птичку милорда, да и не тем, что будешь запирать все двери и окна, чтоб не дать ей упорхнуть. Ты не забудь, что чистый годовой доход замка и угодьев оценивается в семьдесят девять фунтов, пять шиллингов и пять с половиной пенсов, не считая стоимости леса. Смотри, брат, будь разумным, важные к тайные услуги могут принести тебе не только все это, но и кое-что получше. А теперь пусть придет твой прислужник и стащит с меня сапоги. Распорядись, чтобы нам приготовили обед, да не забыли по кружке твоего лучшего вина. Я должен навестить эту пташечку превосходно одетым, с невозмутимым видом и в веселом настроении.
Они расстались, а в полдень, когда в то время обедали, они вновь сошлись за столом. Варни был облачен в блистательный наряд придворного той поры, и даже Энтони Фостер несколько улучшил свой внешний вид, если вообще одежда способна приукрасить столь отвратительную наружность.
Эта перемена не ускользнула от внимания Варни. Когда обед был закончен, скатерть убрали и они остались вдвоем побеседовать втихомолку, Варни сказал, разглядывая хозяина;