Беглецы застали труппу комедиантов, среди которой собирались укрыться, в большом волнении. Женщины с растрепанными волосами и озабоченным видом то входили в один из домиков, то выбегали из него; мужчины стояли у входа, держа лошадей под уздцы, с тем глупым видом, какой обычно бывает у людей, когда их помощь никому не нужна.
Уэйленд и его подопечная помедлили, как бы из любопытства, затем постепенно, не задавая никаких вопросов, смешались с труппой, как будто всегда были ее членами.
Они пробыли здесь не больше пяти минут, стараясь по возможности держаться края дороги, так, чтобы между ними и Варни оказались другие путешественники, когда конюший лорда Лестера, сопровождаемый Лэмборном, стремительно спустился с холма. Кровавые следы на боках их коней и остриях шпор изобличали спешку, с которой они скакали. Вид людей, толпившихся вокруг домика, клеенчатые плащи, надетые, чтобы защитить театральные костюмы, легкая тележка для перевозки декораций, причудливый реквизит, который они держали в руках, чтобы предохранить от тряски, сразу позволили всадникам определить, с кем они имеют дело.
— Вы комедианты, приглашенные в Кенилворт? — спросил Варни.
— Recte quidem, Domine spectatissime, [96] — ответил один из них.
— Так какого дьявола вы остановились здесь, когда вам строго приказано быть в Кенилворте вовремя? Королева завтра обедает в Уорике, а вы мешкаете, негодяи!
— Святая истина, сэр, — отозвался щуплый мальчуган в маске с парой ярко-красных рожек, в плотно облегающей куртке из черной саржи, в красных чулках и в башмаках, напоминавших формой копыта, — святая истина, сэр, и вы совершенно правы. Именно мой родитель, дьявол, охваченный родовыми муками немножко задержал поездку, чтобы пополнить нашу компанию еще одним чертенком.
— Как же, рассказывай! — усмехнулся Варни, ибо саркастическая усмешка была для него наивысшим признаком веселья.
— Мальчик сказал чистую правду, — вступился актер, который первым приветствовал Варни. — Наш старший черт — этот ведь только маленький чертенок — как раз сейчас находится при Lucina fer opem [97] внутри этой самой tugurium. [98]
— Клянусь святым Георгием или, скорее, драконом, который, быть может, сродни будущему чертенку, — презабавный случай! — воскликнул Варни. — Что скажешь, Лэмборн? Не пойдешь ли в крестные отцы к новорожденному? Если дьяволу понадобится выбирать себе кума, то более подходящего он не найдет.
— Если только тут не окажется лица познатней меня, — отозвался Лэмборн с почтительной дерзостью слуги, который сознает, что без него не обойтись и потому шутка сойдет безнаказанной,
— А как зовут этого черта или чертовку, которая не сумела выбрать более подходящего времени? — спросил Варни. — Мы не можем лишиться ни одного из актеров.
— Gaudet nomine Sibyllae, [99] — ответил тот же актер. — Ее зовут Сибиллой Лейнем, и она жена мистера Ричарда Лейнема.
— Придверника залы Совета? — сказал Варни. — Ну, ей это непростительно; она ведь женщина опытная, могла бы получше рассчитать время. А кто те двое — по-моему, мужчина и женщина, которые так поспешно спустились с холма перед нами? Они тоже из вашей труппы?
Уэйленд уже готов был ответить на этот опасный вопрос, когда в разговор снова вмешался маленький чертенок.
— Если угодно знать, — сказал он, подойдя вплотную к Варни и понизив голос, чтобы его не могли расслышать товарищи, — мужчина — это наш главный дьявол, и у него в запасе довольно всяких фокусов, чтобы заменить сотню таких чертей, как госпожа Лейнем. А женщина — это, с вашего позволения, та мудрая особа, содействие которой особенно необходимо нашей страдалице.
— Ого, так вы, значит, запаслись и повивальной бабкой? Да уж, по тому, как она мчалась, можно было понять, что ей необходимо попасть к месту вовремя. А есть у вас запасное отродье сатаны, чтобы заменить миссис Лейнем?
— Ну, сэр, они не так уж редки в этом мире, как предполагает возвышенная добродетель вашей милости. Наш главный дьявол, если пожелаете, хоть сейчас изрыгнет несколько языков пламени и выпустит несколько клубов дыма — вы поневоле подумаете, что у него в брюхе Этна.
— Сейчас мне некогда любоваться его представлением, самый многообещающий чертенок ада, — сказал Варни, — но вот вам, получите на выпивку по случаю счастливого события, и, как говорится в одной пьесе, «бог да благословит труды ваши».
Сказав это, он пришпорил коня и поскакал дальше.
Лэмборн помедлил несколько минут, порылся в своем кошельке в поисках серебряной монеты и вручил ее расторопному чертенку, прибавив, что делает это для поощрения его на пути в преисподнюю, ибо вспышки адского пламени уже сверкают вокруг него.
Затем, выслушав от мальчика изъявления благодарности за щедрость, он также пришпорил лошадь и помчался вслед за своим хозяином так быстро, что искры полетели из-под копыт.
— А теперь, — сказал лукавый бесенок, приблизившись к лошади Уэйленда и перекувырнувшись в воздухе с такой легкостью, которая оправдывала его родство с властелином этой стихии, — раз я сказал им, кто вы, в награду вы должны сказать мне, кто я.
— Ты или Флибертиджиббет, — ответил Уэйленд Смит, — или в самом деле дьявольское отродье.
— Попал в самую точку! — сказал Дикки Сладж. — Я твой собственный Флибертиджиббет; я прорвался через все преграды и ушел за своим мудрым наставником, — я ведь говорил тебе, что сделаю это, хочет он того или нет. Но что это за дама с тобой? Я заметил, как ты растерялся при первом же вопросе, и поспешил на выручку. Но я должен знать о ней все, дорогой мой Уэйленд.
— Ты узнаешь тысячу более занятных вещей, мой милый чертик, — сказал Уэйленд, — только не задавай мне сейчас вопросов. А так как вы направляетесь в Кенилворт, то и я поеду туда — хотя бы из любви к твоей милой рожице и веселому обществу.
— Тебе следовало бы сказать — милому обществу и веселой рожице, — поправил Дикки. — Но как ты будешь путешествовать с нами? Я хочу сказать — в качестве кого?
— Да хотя бы в качестве того, за кого ты меня выдал, в качестве фокусника: ты ведь знаешь, мне это дело знакомо.
— Ну, а леди? Можешь мне поверить, я-то вижу, что она настоящая леди и ты только о ней и беспокоишься: твое поведение выдает тебя.
— Кто она, дружок? Да всего-навсего моя бедная сестра. Она умеет петь и играть на лютне так, что даже рыбы от восторга готовы выскочить из воды на берег.
— Я сейчас же должен послушать, — сказал мальчик. — Я ужас как люблю лютню; я люблю ее больше всего на свете, хотя никогда ее не слышал.
— Как же ты можешь любить ее, Флибертиджиббет?