— Убрать? — поинтересовался я, выпуская когти на левой руке, и задумчиво рассматривая трансформированную конечность. Увидев подобное, «совет директоров» беспокойно заерзал в своих креслах, а кое-кто даже с отчаянной решимостью нырнул под стол. В воздухе повис неприятный запах. Похоже, у кого-то не выдержал кишечник.
— Да ты что! — похоже, подобная перспектива изрядно напугала законопослушного Владимира. — С ума сошел! Я на такое пойти не могу! Так нельзя! Люди так не поступают. — Тут он кинул взгляд на когти и изумленно примолк.
— Ну, во первых, я не человек, — начал я обстоятельные объяснения.
— Во вторых, как раз люди, именно так и поступают. Что, вам не доводилось слышать о том, что свидетели частенько не доживают до суда? Возможно, даже сталкиваться приходилось, — добавил я после небольшой паузы.
— Впрочем, вы правы. Нет у меня настроения для массовых убийств. — Из-под стола при этих словах донесся чей-то облегченный вздох. Конечно, при острой нужде можно было бы и убрать, но неэлегантно это, да и не сделали они такого, за что нужно было бы их именно убивать… –
— Вот-вот, — поддержала меня готесса. — однако память о том, что не стоит в чужой стране считать себя хозяевами жизни, оставить бы стоило! — она вопросительно взглянула в мою сторону.
— Согласен. Они кичатся своим «авторитетом», хотя я так и не смог понять, в чем он заключается. Деньги? Смешно… Что-то другое? Но и это надо днем с огнем искать. Обезьяны, закутавшиеся в парчовые одеяния, право слово. Что ж, быть посему! — завершил я свою речь.
Чума нехорошо захохотал, Элен загадочно улыбнулась… Алекс, также видевший мои экстравагантные развлечения, пусть всего один раз, предпочел на всякий случай отойти поближе к стеночке. Так, видимо на всякий случай, чтоб не попасть под раздачу… Зря беспокоится, магия редко дает подобные сбои.
Кажется, Владимир что-то изволил подшучивать относительно шаманства? Не спорю, эта область оккультизма далеко не самая мощная, но вот некоторые приемы оттуда могут оказаться как нельзя более к месту, особенно те, что связаны с духами различного рода животных. Бубен, пляски вокруг костра, странные одежды — все это просто мишура, рассчитанная на легковерных простаков. Ах да, ну еще и идеальный вариант для шарлатанов… На самом же деле достаточно знания и умения на какой-то миг стать ближе к сущности того изначального зверя, что есть в каждом разумном существе. Шаман — зверь — власть над зверем, — вот те три звена неразрывной цепи их силы. Вроде просто, но в то же время это простота гениальности, до которой мало кто доходит своими силами. К счастью, у меня были хорошие учебники.
Запрокидываю голову, и из горла вырывается нечто похожее на крик, рычание и визг одновременно… Понимаю, не к лицу мне такие звуки издавать, однако в шаманстве без этого никуда. Впрочем, обойтись-то можно, но времени не в пример больше потребуется. А так вполне годится… Сейчас мне требовалось всего-то ничего — подменить на время человеческое сознание суррогатом звериного. Какого именно зверя? Ну, тут и сомнений быть не может — конечно же, обезьяньего, благо за столом штуки три их ближайших африканских родичей имелось, помимо ослоголосого председателя. Его я из зоны воздействия заклинания исключил, дабы не нарушать природную гармонию. Обезьяна с ослиным голосом? Что за нонсенс. Да и шанса заговорить по-человечьи его лишать нечестно будет…
Так же от участи обезьяньей, я освободил и объект нашего пристального внимания, то есть непосредственно маньяка. Ну а остальные… Пусть попрыгают, поухают, постучат себя в грудь кулаками… Пальм здесь нет, так может на люстрах спелые бананы отыскать получится? Ищут, по крайней мере, весьма старательно!
— Что это с ними? — озадачился работник прокуратуры, наблюдая за странноватым поведением финансовых воротил.
— Да ничего особенного, просто им взбрело в голову приобщиться к теории дедушки Дарвина. Вернуться, так сказать, к истокам.
— Не понял…
— Да просто они решили почувствовать себя обезьянами, — захихикал Чума, трансформируясь в привычный облик. — Хозяин им в этом помог… немного. Была бы сильная воля, ничего бы не вышло. Тут бесенок прав. Невозможно заставить быть животным того, у кого нет к этому склонности.
— Граф, а разгони ты эту свору бандер-логов, — поморщилась Элен. — А то они сейчас покажут жизнь в джунглях со всеми последствиями.
— Даже так?
— Несомненно. Вот один уже начал от одежды избавляться. Понятно, мешают штаны мартышке, ей без них комфортнее. А мне нудизма не надо.
— Да и мне не требуется, — моментально согласился я. — Я же не извращенец, чтобы на голых мужиков пялиться. А ну, брысь!
Легкая оплеуха по псевдообезьяньему сознанию, ощущение паники и вот уже визжащее и передвигающееся на всех четырех конечностях стадо мартышек-переростков благополучно покинуло зал, оставив нас спокойно и без помех разбираться с единственным оставшимся аборигеном здешних мест.
Однозначно стоит завтра купить местную прессу, особенно бульварную ее разновидность. Вряд ли она пропустит подобную прелесть. И что самое изумительное, на сей раз это будет не ложь, а чистейшая правда. Вот только в нее вряд ли кто поверит. И это самое забавное…
— Ну вот, лишних зрителей убрали, теперь и по душам поговорить можно. По душам, мразь, это значит, что я сейчас по твоей маньяческой душонке в подкованных сапогах пройдусь, выну, встряхну, острым ножичком на полоски распущу, узелков навяжу да назад засуну! И так — несколько раз! Ты у меня о смерти мечтать будешь, как о недостижимом и прекрасном мгновении, — заявил я, готовя наиболее пакостное заклинание из своего арсенала.
«Бессмертная боль» — наиболее жестокая и злая разработка некромантов, из тех, кто черпает силы в людской боли и муках, погрузившись во тьму настолько, что сами понятия жалость и сострадание давно утратили для них какое-либо значение. Вот уж не думал я, когда, морщась от отвращения, читал небольшой черный томик в обложке из человеческой кожи, что подобную мерзость буду когда-либо использовать на практике. Однако вишь ты, пригодилось… Мерзость к мерзости, так сказать…
— Я… не я… что…
— Невнятно, непонятно и совершенно бесполезно. Морда соответствует, амулет мой на тебя указал. И вообще, каждый сам доставляет себе неприятности, порой и с жизнью несовместимые. Убивать подростков, почти детей к тому же, тебе точно не стоило, насиловать их — вовсе уж лишнее. Сам понимаешь, мне честь дворянина и офицера иного не позволит, кроме как превратить остаток твоей жизни даже не в ад, а в нечто на порядок страшнее и мучительнее.
— Не я! — совершенно уж бабьим голоском заверещало нечто, отдаленно напоминающее человека.
— Да ну?
Все подобные типы изволят отбрехиваться… Дескать, не я, меня тут вообще рядом не было, случайно мимо проходил.
Преисполненный злости, брезгливости и отвращения, я даже совершенно забыл, об имевшемся было намерении оставить его в живых до суда. Моим соратникам из правоохранительных органов, похоже, передались те же самые чувства. По крайней мере, никто из них не изъявлял протеста против моих действий.