– Головы поболят… – пробурчал Волкодав. – Чего доброго, на пользу пойдёт…
Эврих присмотрелся и обнаружил на шее ближайшего к нему парня еле видимое синеватое пятнышко от удара. Насколько было известно арранту, это место на человеческом теле венны называли «приляг отдохни».
– Когда мой отец жил здесь в горах, – тихо сказал Йарра, – у нас был закон: шан, встретивший квара… настоящего итигула… не встретит больше уже никого.
Он не стал договаривать. Волкодав пожал плечами:
– Я же не итигул… – Помолчал и добавил: – Да и закон с тех пор мог измениться.
Эврих ничего не сказал, но про себя подумал, что на это последнее надежда была слабая. Йарра обошёл лежавших кругом. Он не стал прикасаться ни к ним самим, ни к оружию. Эврих знал, о чём он думал. Об отрезанных головах. О том, какая участь выпала бы ему, попади он в плен к этим троим. И о том, что ждало бы шанских юношей в становище итигулов, вздумай Волкодав их туда отвести.
Кровная вражда до последнего человека на глазах переставала быть занятной игрой и превращалась во что-то очень страшное, грязное и кровавое. Эти трое отлежатся и встанут. Люди с отрезанными головами не встают уже никогда.
Почему я оказался таким плохим учеником, Мать Кендарат?… – в который раз мысленно вопрошал тем временем Волкодав. Ты ведь на моём месте, наверное, уже сидела бы с мальчишками у костра и угощалась с ними от одного хлеба, причём они даже не заподозрили бы, что тебе хватит трёх незаметных движений уложить всех троих?… А потом ты посетила бы их деревню и поговорила с вождём, и во время беседы его вдруг осенило бы, какая это несусветная глупость – резаться со старинной роднёй… Почему я так не умею, Мать Кендарат? Почему?…
Они двинулись дальше. Йарра долго шёл молча и хмурился, что-то обдумывая. Потом наконец решился, догнал венна и с отчаянием тронул его за руку:
– Скажи мне… я, наверное, ужасный трус… да? Так ведь? Я трус?…
Волкодав внимательно посмотрел на него.
– Кто тебе это сказал?
Йарра уставился себе под ноги, на колючие ягодные кустики, с еле слышным влажным шуршанием ложившиеся под сапожки.
– Когда мы придём домой и я расскажу, как мы попали в засаду, меня спросят, почему я не повесил их уши чернеть в очажном дыму…
Волкодав размеренно и неутомимо лез вверх по склону. На каждый его шаг Йарра делал три. Потом венн заметил:
– Но ведь не ты их побил. С тебя-то какой спрос?
Йарра неловко объяснил:
– Я попробовал представить, как будто это я… Я никому ещё не резал ушей…
– А твой отец? – спросил Волкодав.
– Он… – Йарра замялся. – Он был очень храбрым…
– Он когда-нибудь хвастался ушами, отрезанными у побеждённых?
– Нет… – с усилием выдавил Йарра. – То есть я не помню… Наверное, я невнимательно слушал его…
– А ты уверен, что он ушёл жить к твоей матери в Озёрный Край не потому, что ему тоже не нравилось отрезать уши?
Йарра долго молчал. Льняная вихрастая голова опускалась всё ниже. Потом он еле слышно пробормотал:
– Я вырос слишком далеко от нашего племени. Из меня не получится настоящего воина.
– Из тебя, – сказал Волкодав, – получится то, что ты сам для себя выберешь.
Йарра с обречённым видом поднял глаза:
– Тебе хорошо рассуждать…
Волкодав усмехнулся. Юный итигул видел в нём человека, которому в жизни всё удалось. Великого воина. Венн поневоле вспомнил свой мысленный разговор со жрицей Богини Кан. Самому бы ему такую убеждённость… Он сказал:
– Я когда-то был таким же, как ты.
Йарре в это не особенно верилось. А если и верилось, то… мало ли что там было когда-то. Важнее то, что теперь. А теперь Волкодава, ясное дело, никто не заставит поступать против души. Попробуй-ка принудь к чему-нибудь человека, давно забывшего, как это – бояться наглых и сильных. Это тебе не мальчик двенадцати лет от роду, которому дай ещё Боги разобраться в собственных устремлениях. Йарра так и сказал:
– Ты великий воин. Я знаю, кого называют великими воинами у нас, у итигулов. Я тоже хочу быть таким, только у меня не получится. А ты совсем другой… и таким у меня подавно не… Эврих мне говорил…
– Ты его больше слушай, – хмыкнул венн. – Он тебе ещё чего похлеще наврёт. Да кому они нужны, великие воины! Мужчина должен любить жену и детей растить, а не за головами охотиться!
Он хотя и не сразу, но понял, в каком лабиринте металось мальчишеское сердчишко. Йарра возмечтал стать воином-итигулом, ибо такой путь казался ему самым достойным. И вот выяснилось, что для этого придётся переступить через что-то слишком важное в себе самом. Отрезать от совести кровоточащий кусок и спрятать подальше… Ещё оказалось, что существовал и другой путь. Не менее достойный. И как знать, не был ли чужой человек, венн, больше похож на любимого отца Йарры, чем кровные родственники, измерявшие доблесть количеством шанских ушей, коптящихся в дыму очага?…
Вместе с тем Йарре померещилось в словах Волкодава некое противоречие, и он спросил:
– Вот ты говоришь… жену и детей… но ведь сам-то ты стал великим воином? И не живёшь дома? Почему ты так захотел?
Волкодав медленно покачал головой.
– Я никогда этого не хотел. Я мечтал ковать в кузнице, как мой отец. Я был немного младше тебя, когда на нас напали враги. Я должен был отомстить и выучился сражаться. Теперь я хорошо это умею, а жены и дома у меня как не было, так и нет. Мне говорили умные люди, что я свою жизнь плохо потратил. Надо было жить, а я… смертью занялся. Я не знаю.
Йарра сосредоточенно молчал, и Волкодав сказал ещё:
– У меня особого выбора не было. А у тебя есть.
Как оказалось, Эврих не ошибся, определяя «правый» склон горы Четыре Орла. Вот только убедиться в этом самостоятельно путникам не позволили.
В тот вечер они устроились на ночлег, не разжигая костра: мало ли чьё внимание мог привлечь его свет! Волкодав не доверил Эвриху сторожить, собрался всю ночь сидеть сам. Однако не успели его спутники как следует задремать, когда венн осторожно разбудил обоих.
– У нас гости, – проговорил он еле слышно. – Шесть человек.
Ни Йарра, ни Эврих ничего не видели и не слышали, но сомневаться не приходилось. Волкодав в таких вещах не ошибался и наверняка знал, о чём говорил. Оставалось только выяснить, кого он учуял в сгустившейся темноте. Если шанов, вздумавших выслеживать обидчиков незадачливой троицы…
– Ты можешь подать какой-нибудь знак, что ты «истинный»? – прошептал Эврих на ухо Йарре.
Юного итигула затрясло так, что пришлось крепко сжать зубы. Вот и настал для него миг решимости, когда от неудачи или удачи зависели жизни. Он ещё оглянулся на Волкодава, ибо в подобных делах тот был, без сомнения, главным. Венн кивнул. Тогда Йарра набрал полную грудь воздуха, зажмурился, стиснул кулаки и… запел.