Тем временем его глаза проворно обшаривали высыпавшую из города толпу. Волкодав пытался рассмотреть знакомые лица, волнуясь и виновато вспоминая, что так и не добрался в берестяной книге до последней страницы. Ему показалось, будто за цепью стражников (зачем, кстати, поставили стражу?..) мелькнули пепельные кудри Тилорна, но тут их плот, гоня перед собой небольшую волну, со скрипом и шорохом наехал на песчаную прибрежную отмель. Воины уже крепко держали коней под уздцы: те, стосковавшиеся по надёжной привычной земле, ржали и готовы были выпрыгивать на сушу безо всякого порядка и чина, хозяевам на посрамление.
Вначале, как подобало знатному воину, на берег сошёл со своими велиморцами Дунгорм. Потом ступили на знакомый обледенелый песок ратники. Волкодав высадился с плота одним из последних. Едва он успел поставить ногу на сухое, прозвучал голос кнеса, обращавшегося к Лучезару, и венн вздрогнул: говорили о нём.
– Как вышло, что ты привёз мерзавца не в цепях? – громко, чтобы знал народ, спрашивал государь Глузд. Его простёртая рука с вытянутым пальцем указывала на Волкодава.
Первой мыслью венна была мгновенная мысль о мече, висевшем за спиной. Он по-прежнему носил «ремешок добрых намерений» распущенным. Благо деревянную бирку со знаком дозволения кнесинки у него ещё не отняли. Даваться в цепи Волкодав не собирался ни при каких обстоятельствах. Пускай лучше убьют. Следующая его мысль была о Тилорне и остальных. Что будет с ними, если…
Стражники, возглавляемые Бравлином, неохотно двинулись к нему, замыкая круг. Они-то знали, что без боевых рукавиц его не возьмёшь.
– Эй, эй, вы там, не очень! – решительно вмешалась Эртан. Стражники с большим облегчением остановились, удивлённо разглядывая красавицу вельхинку в старшинском, почётном, сияющем золотыми бляхами поясе. А Эртан, сильной рукой отодвинув кого-то из них в сторонку, подошла к Волкодаву и встала с ним рядом, и за ней подтянулись ратники, двадцать шесть бывалых мужчин, сами почти все – бывшая галирадская стража. – Добро тебе, государь Глузд Несмеянович, много лет жить и править на земле твоих предков! – отчётливо и звонко разнёсся голос Эртан. – У нас чтут твою правду вождя и знают, что ты никогда не велишь наказывать человека, не разобравшись как следует! Ты и твоя дочь – воистину справедливые судьи!
– Кто такова?.. – углом рта, в четверть голоса спросил ближников кнес.
– Девка драчливая из Ключинки, никто замуж не берёт, так она к нам пристала, – презрительно скривил губы Лучезар. – С венном спит, говорят.
Крут, стоявший справа от вождя, прогудел громче, чем следовало:
– Это Эртан, дочь Мохты Быстрых Ног и внучка славного Киарана Путешественника. Она была с тобой у Трёх Холмов и похоронила там жениха.
– Вот как, – пробормотал кнес, присматриваясь к воительнице. И спросил с хмурой горечью, но уже без былой грозы в голосе: – Мне вас что, всех в поруб сажать?..
Сквозь цепь стражников, не подумавших останавливать своего, проник Авдика. Он встал рядом с отцом и сказал:
– Против родича я даже за тебя, кнес, не пойду.
Его взгляд всё скользил вверх-вниз по полупустому рукаву Аптахара.
– Видишь, сын, вот я и отвоевался, – сказал ему Аптахар. – Станешь кормить? Не бросишь калеку?
Авдика с обидой ответил:
– За что срамишь при честном народе, отец?
Тем временем кое-где в толпе народа поднялся горестный плач. Иные из горожан, выбежавших на берег, не доискались среди молодых ратников кто брата, кто сына. Те, кому повезло больше, напирали на тонкую цепь охраны, стремясь скорее обнять спасшихся родственников, утащить их по домам мыть, лечить и расспрашивать. Волкодав высмотрел наконец среди людского прилива Тилорна. Таких платиновых волос, как у мудреца, даже среди светлоголовых сольвеннов и сегванов было наперечёт. Ниилит приподнималась на цыпочки, выглядывая из-за его плеча. Немного позже рядом с ними вынырнула голова в золотистых тугих завитках. Эврих. Деда Вароха с внучком они, конечно, оставили дома. Волкодав убедился, что друзья заметили его, и коротко кивнул. И ощутил в ответ, как незримая рука погладила его по щеке.
Дунгорм покинул своих велиморцев и подошёл туда, где стоял галирадский правитель.
– Государь, – с поклоном обратился он к Глузду. – Позволь, государь, от имени моего господина и от моего собственного уверить тебя, что мы вполне разделяем твою досаду и скорбь и так же, как ты сам, горим желанием покарать виноватых в случившемся. Позволь, однако, спросить, что именно подвигло тебя возложить столь страшную вину на телохранителя госпожи, именуемого Волкодавом?
Суров был Глузд. И нрав его, по общему мнению, отнюдь не улучшился после гибели любимой жены. Дивно ли, что он готов был рвать и метать, утратив ещё и дочь! Бывал он и немилостив, и гневлив, и временами тяжкосерден, и на затрещину скор, однако безвинных голов ни прежде, ни теперь не рубил. Он буркнул:
– Мой витязь и родственник, которого я привык считать сыном, прислал мне голубя с письмом. Там обо всём говорилось. Тебе этого не довольно?
Дунгорм снова поклонился, уважая волю и мнение кнеса. Но отступать и не подумал. Он сказал:
– Мой господин тоже отправил тебе голубя, государь. Я, недостойный, по мере своего разумения помогал благородному кунсу составлять это письмо, и потому вышло так, что я близко знаком с его содержанием. И, уверяю тебя, государь, никаких обвинений против телохранителя госпожи в нём не было! Позволь спросить тебя, получил ли ты письмо моего господина?
Сперва Волкодав увидел, как отрицательно мотнул головой боярин Крут. Потом услышал раздражённый ответ самого правителя:
– Ничего я не получал!
По мнению венна, всех лучше о судьбе голубя мог бы поведать ловчий сокол, давно переваривший его нежную плоть. А невесомый пепел письма разнесли, должно быть, весёлые ветры, всегда дувшие по осени у Северных Врат Потаённой Державы.
– Мой господин, – сказал Дунгорм, – хорошо представлял себе важность того письма и даже предвидел, что по дороге с ним может что-то произойти. Ибо несовершенен наш мир, и происки Зла в нём нередки. Поэтому благородный кунс снабдил меня полным списком письма, заверенным его рукой и печатью, хорошо знакомой тебе, государь. Вот оно! Со времени отъезда я сохранял его на груди.
Дунгорм расстегнул подбитый тёплым мехом камзол, снял через голову плетёный шнурок и протянул кнесу ярко-красный цилиндрик из вощёной кожи. И Волкодав отчётливо понял, к чему стремился подосланный среди ночи убийца. Он хотел забрать вот этот самый цилиндрик. И, вероятно, вместе с жизнью Дунгорма, в гибели которого были бы повинны опять-таки они, ратники.
Кнес тем временем сломал жёлтую восковую печать, вытащил и развернул перевязанный цветными тесёмками свиток. Галирадцы сдержанно гудели, ожидая, чтобы правитель огласил приговор. Кто-то переживал за друзей. Для прочих суд кнеса был чаемым развлечением.