Корделия вздрогнула при этих словах.
— Ален — наследный принц, — напомнила она. — Он будет настаивать на строгом соблюдении законности.
— А я поговорю с Ртутью и узнаю ее мнение, — решил Джеффри.
— И все же, как это похоже на Магнуса: прощать собственные обиды и буквально выходить из себя, если что-то грозит его близким, — умилилась Корделия.
Тут они заметили, что Грегори покачнулся.
— Надо заканчивать, — сказала Гвен. — Вы видите, ваш брат совсем без сил. Ну-ка, присоединяйтесь ко мне, мы вместе пошлем наш мысленный привет Магнусу.
Она протянула руки Корделии и Джеффри, тот прикоснулся к Грегори, и мысли их слились. Они настроились на телепатический луч Грегори и послали свою любовь такому далекому брату. В ответ они почувствовали взрыв тоски, ностальгии и смирения — это было прощание Магнуса. Затем все исчезло, и Грегори обмяк на руках у Джеффри.
— Если он так тоскует, почему не возвращается домой? — спросила Корделия.
— Я думаю, он хочет вернуться полностью исцелившимся, — ответила ей мать. — И полностью повзрослевшим, в своем собственном понимании.
— Но ему около тридцати, — нахмурилась Корделия. — Куда уж еще взрослеть?
Гвен только пожала плечами — ей нечего было ответить.
— Благодарю тебя, брат, — поднялся Грегори. — Я уже пришел в себя.
— Не то чтобы очень, — окинула его скептическим взглядом Корделия.
— В достаточной мере, — уверил ее Грегори. Он повернулся к матери.
— Я думаю, папа не будет возражать, если даже Магнус проголосовал за милосердие.
Корделия выглядела куда менее уверенной, однако Гвен твердо заявила:
— Я сама объяснюсь с вашим отцом. Поверьте, он кое-что знает об исправлении человека и верит в него.
Возможно, более, чем кто-нибудь из нас.
Все трое ее детей выглядели озадаченными, но Гвен не сочла нужным пояснить, что имела в виду. Вместо этого она взяла их за руки и улыбнулась.
— А сейчас понадобятся все ваши пси-силы, ведь нам предстоит нелегкая и мучительная работа.
Гэллоуглассы переплели руки и окружили спящую женщину. Гвен начала нараспев декламировать, прокладывая путь в самые глубины сознания Финистер.
По дороге в Бостон,
По пути в Лимож
Осторожней, крошка,
Не то упадешь.
Маленькая Финистер издал вопль испуга и восторга, ухнув меж колен, на которых сейчас только сидела. Но руки Папы крепко держали ее, и вот девочка снова взмыла под потолок и благополучно приземлилась на колени. Она засмеялась от удовольствия.
— Еще! Еще! — заканючила она.
— Папа, не стоит так возбуждать малышку, когда другие, вроде Мод и Саки, накрывают на стол, — выговорила ему Мама.
— Да, это я не прав, — посмеиваясь, согласился Папа и снял трехлетнюю Финистер с колен.
Та надула губы и потребовала:
— Хочу еще!
— Завтра, малыш, — пообещал Папа. — А теперь давай-ка, забирайся на свой высокий стульчик.
Он легким шлепком отправил девочку туда, где собрались все остальные.
Стол был достаточно длинным, чтобы вокруг могли разместиться двадцать детей и двое взрослых, но в гостиной старого фермерского дома места хватало. Когда-то это была единственная комната, но Папа со старшими мальчиками потрудились на славу: пристроили два крыла. В одном располагались спальни для мальчиков и девочек с комнатой для Папы и Мамы посередине.
Другое полностью занимали кладовые и кухня с судомойней. Как обычно, кухня была просторная, ведь в крестьянском доме это не просто помещение для приготовления пищи, это место, где проходит большая часть жизни семьи, особенно семьи из двадцати двух человек.
Все уселись за обеденный стол. Мама с Папой, улыбаясь, ждали, когда дети угомонятся. В воцарившейся, наконец, тишине послышался голос Папы:
— Прежде чем приступить к еде, давайте помолчим и вспомним обо всех людях, порабощенных королем и королевой. А также подумаем, что мы можем сделать для их освобождения.
С минуту все молчали. Дети, за исключением самого маленького мальчика, помладше Финистер, глядели в свои тарелки и размышляли. Вообще-то, была еще одна малышка, совсем крошечная — нескольких месяцев отроду, но она спала в колыбели рядом с Дори.
Затем Папа взял нож и принялся разделывать первого кролика. Это послужило сигналом к началу трапезы. Все оживились, стали передавать по кругу миски и блюда. За столом пользовались ложками и вилками, причем старшие помогали тем, кто был еще слишком мал, добродушно посмеиваясь над теми, кто забывал о столовых приборах. Мама сияла, глядя на свою большую приемную семью.
— Умница, Анжела. Ты ешь очень опрятно, как большая девочка… — приговаривала она. — Дерек, не спеши! Не бери так много, этой гороховой каши хватит еще на шестерых… Кори, милая, помоги малышке Вере с молочником — он очень тяжелый…
Молочник, вихлявший в нетвердых детских ручках, вдруг выпрямился. С нежной уверенностью четырнадцатилетняя Кори улыбнулась своей восьмилетней сестренке.
— Так, следи: я буду перемещать эту тяжесть с помощью сознания, а ты наклоняй, только не так сильно.
Вера свирепо уставилась на кувшин с молоком. Он медленно наклонился, молоко плеснулось в кружку, затем молочник снова выровнялся.
— Молодец, очень аккуратно, — похвалила Кори.
Вера просияла благодарной улыбкой, затем насупилась, вперив взгляд в кувшин. Тот медленно проплыл влево, и послышался голос Эсси.
— Спасибо, Вера. Я взяла.
— Не за что, — гордо выпрямилась девочка.
Она уже была занята своей кружкой, которая парила над столом, приближаясь к ее губам.
В это время на другом, мальчиковом, конце стола возник переполох. Репа, до того лежавшая на блюде, вдруг взмыла в воздух и поплыла к одной из самых маленьких девочек. Старшие дети сердито загалдели, кто-то прервал полет преступного овоща.
— Сейчас же положи репу назад, Джейбелла, — строго сказал Папа. — Нет, Роби, не делай этого за нее — она сама должна исправлять свои недостойные поступки. Ну-ка, давай, пошли ее обратно, Джейбелла.
Девочка вздернула подбородок, хотя в глазах ее был страх. Не найдя поддержки у окружающих, она вздохнула и сосредоточилась на репке. Под ее взглядом овощ, балансировавший на ладони Роби, тронулся с места и поплыл обратно на тарелку.
— Так-то лучше. И учти впредь: если это повторится, то твоя порция достанется кому-нибудь другому.
Девчушка съежилась. Сидящий напротив подросток улыбнулся ей, и все услышали переданную мысль (ведь его собеседница еще не очень умело выставляла щит):