Верно. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы заводиться. И на самом деле, он не считал, что она продумала все осложнения жизни с мужчиной с его прошлым.
Он отступил назад.
— Иди со своим отцом. Позволь мне убрать все здесь и в городском доме.
Ее взгляд удерживал его.
— Не разбивай мое сердце, Исаак Рос. Не смей разбивать мне сердце, прекрасно зная, что для этого нет оснований.
На этом, она поцеловала его и вышла из кухни… и, наблюдая за ее уходом, он чувствовал, будто разрывается между двумя возможными исходами: в одном он остается с ней и пытается построить отношения, в другом — он оставляет Гри одну налаживать свою жизнь и двигаться дальше.
Он слышал, как она и ее отец ходили наверху, готовясь к выходу в свет, притворившись, будто они вовсе не видели этим вечером, как в их домах убили по человеку. Будто вовсе не надеялись, что солдат, которого им вообще не следовало встречать, позаботится о трупах.
Господи, и это он задумывался о том, чтобы войти в ее жизнь?
Исаак пробыл в одиночестве не больше двадцати минут, они старались как можно скорее отправиться в город на Мерседесе Чайлда.
Перед их отъездом, Исаак пожал руку ее отца, но даже не протянул Гри своей ладони… потому что не верил, что удержится от прощального поцелуя. Он смотрел на ее черное платье, волосы, собранные в прическу, и макияж, вспоминая, какой он увидел ее в первый раз: красивая, образованная женщина из высших кругов, с самыми умными глазами, в которые он когда-либо получал честь смотреть.
— Будь осторожна, — он хрипло сказал Гри. — Я позвоню, чтобы сообщить, когда можно вернуться назад.
Никаких слез и возражений с ее стороны. Она просто кивнула, развернулась на пятках и направилась к машине отца.
Когда отец и дочь уехали, он подошел к парадной двери и наблюдал за задними фонарями седана.
Он вытер свои глаза. Дважды.
Красные сигнальные огни скрылись, и он чувствовал, будто его оставили позади. Но это бред, ведь так? Нельзя быть оставленным позади, когда уходишь именно ты.
Верно?
Нуждаясь в каком-то контакте, некой надежде, он окинул взглядом линию деревьев на дальней стороне лужайки. Ни признака Джима или его парней… а также собаки.
И все же, он мог поспорить, что за ним следили. — Джим? Ты там?
Никто не ответил. Никто не вышел из листвы.
— Джим?
Вернувшись обратно в дом, у него возникло странное предчувствие, что он больше никогда не увидит Херона снова. Странно, ведь Джим так отчаянно рвался в спасители.
Но с другой стороны, тело Матиаса остывало на кухонном полу, и значит, сейчас Исаак был в безопасности… следовательно, цель мужчины достигнута, не так ли?
Хотя… чтобы быть уверенным, он не снимал бронежилет до рассвета.
Нет причин принимать жизнь за должное.
— Джим? Ты здесь?
Пока Исаак взглядом прочесывал деревья, Джим стоял не больше чем в трех футах от парня, жалея, что не может обнять придурка. Боже… когда раздались те два выстрела, и он наблюдал сквозь кухонные окна, как рухнули Матиас и Рос, казалось, будто с его бессмертной жизни скосили годы.
Но Исаак был в порядке. Он спас себя трезвым, оборонительным мышлением. Как его и учили.
— Джим?
И сейчас, смотря на своего сослуживца, чистая, настоящая эйфория заполнила его. Он выиграл. Снова.
Катись к черту, Девина, подумал он. Катись к черту.
Исаак был жив, как и Гри со своим отцом. И, несмотря на то, что он ошибся с душой в самом начале, все вышло как надо… хотя речь Найджела о наказании оказалась несущественной, не так ли?
Джим посмотрел через плечо на Эдриана и Эдди, и удивился, обнаружив, что парни не улыбались.
— Что-то не так…
Он не успел закончить предложение. Бешеный водоворот закружился у ступней, вращая его, поднимаясь, чтобы поглотить его ноги, бедра, грудь. Он попытался бороться, но не мог убежать от…
Его молекулы перемешивались и разлетались, пока он не стал роем, двигающемся в разных измерениях времени и пространства, направляясь к неизвестному пункту назначения.
Когда Джим вновь собрался в одно целое, он понял, где находиться… и при виде рабочего стола Девины свело желудок.
Он не выиграл. Так ведь.
— Нет, не выиграл, — сказала она позади него.
Повернувшись на пятках, он смотрел на нее, стоящую в арке. Она приняла облик брюнетки, вся из себя прелестная, лощеная и фальшивая, как версия куклы Барби на саму себя.
Она улыбнулась, ее красные губы обнажили красивые, белоснежные зубки.
— Матиас выстрелил в Исаака с намерением убить. Состоялась смерть или нет — не существенно. Mens rea… преступный умысел.
На стене над ее головой висел черный флаг — первый ее трофей.
— Ты проиграл, Джим. — Ее улыбка стала еще шире, когда Девина подняла руки, указывая на ее огромную, липкую тюрьму, возвышавшуюся над ними. — Сейчас он здесь, мой навеки.
Джим сжал руки в кулаки. — Ты жульничала.
— Да?
— Ты притворилась мной, не так ли? Должно быть, так Матиас попал в тот дом. Ты заставила его принять мой облик, либо сделала это сама.
Ее самодовольная радость — вот подтверждение, в котором он нуждался.
— Ну, ну, Джим… я никогда не жульничаю. Поэтому, не понимаю, о чем ты говоришь. — Девина направилась к нему, двигаясь чувственно и плавно. — Скажи вот что: не желаешь задержаться ненадолго? У меня есть пара предложений, как нам провести время.
Оказавшись прямо перед ним, она скользнула красными когтями вверх по его груди и наклонилась ближе. — Мне нравится быть с тобой, Джим.
Он резко схватил ее запястье и сжал достаточно жестко, чтобы сломать.
— Похоже, ты любишь наказания. Если ты не запомнила, то я разнес тебя на кусочки в прошлый заезд.
Сучке хватило наглости надуть губы. — Ты делаешь мне больно.
Он не поверил этому ни на секунду. — А ты скажи или сделай что-нибудь.
Она снова улыбнулась. — Ты прав, Джим, любовь моя. Ты прав.
Он разжал хватку, будто она обожгла его, желудок сжался, когда он заметил огонек во взгляде Девины.
— Верно, Джим, — пробормотала она. — Я испытываю к тебе чувства. И это пугает тебя, не так ли? Боишься, что ответишь взаимностью?
— Вовсе. Нет.
— Ну, мы поработаем над этим.
Прежде чем он успел остановить ее, она поднялась и вцепилась в его губы в быстром поцелуе, а потом прикусила нижнюю губу достаточно сильно, чтобы пустить кровь.