— Неплохая догадка, — кивнула Балкис, — но не совсем верная. На самом деле правитель желает показать, что в своих владениях он царь над всеми царями и что его могущество — превыше всех богатств мира.
— Неужели ты все это знаешь только потому, что жила в Мараканде? — удивился юноша.
Что могла ответить Балкис? Не могла же она сказать, что слышала объяснения от самого императора?
— Пресвитер Иоанн часто ездит по городу, — проговорила она. — Люди то и дело рассуждают о процессии.
— Он и по городу так торжественно разъезжает?
— О, эта процессия самая обычная. Когда он совершает поездки по делам государственной важности или отправляется на войну, выезды еще более роскошные.
Антоний явно не поверил, а Сикта сказала:
— А я думаю, это чистая правда! Поглядите, впереди него — всего-то дюжина воинов!
Мимо паломников прошествовали пехотинцы — стройные, подтянутые, прямые — ну совсем как древки знамен, которые они несли. Воины смотрели только вперед.
— А кто те разодетые в пух и прах люди, что следуют за воинами? — поинтересовалась Сикта.
— Это придворные, — объяснила Балкис. — Герцоги и князья. Видите, на головах у семерых, что идут последними, короны?
— О да! — ахнула Сикта. — Неужто это вправду цари?
— Цари, не сомневайтесь. Пресвитера всегда сопровождают семеро из царей-вассалов, платящих ему дань. А когда он идет на войну, с ним еще больше царей, и они ведут в бой свои войска.
— А кто тот молодой человек, что едет верхом следом за царями? — спросил Антоний. — У него тоже корона. Вряд ли и он — царь. Он не старше меня!
— Это кронпринц, — ответила Балкис и опустила голову ниже. — После смерти пресвитера Иоанна он станет императором.
— Какое непосильное бремя власти ляжет на такие хрупкие плечи! — пробормотал Антоний.
Балкис не могла не согласиться с ним. Она хорошо относилась к принцу Ташишу, но к Антонию — еще лучше. Да и плечи у ее возлюбленного были шире и сильнее. Он бы легче справился с этим самым непосильным бременем.
— Посмотри, Балкис! — Антоний сжал ее руку. — Это император! Это сам пресвитер Иоанн!
Смирившись с судьбой, Балкис подняла голову и понадеялась на то, что дядя не заметит ее. Она широко раскрыла глаза: сейчас, при полном параде пресвитер выглядел еще более могущественно и впечатляюще, чем в домашней обстановке.
Он казался выше ростом и шире в плечах. Возможно, потому, что сидел верхом на великолепном, могучем скакуне — европейской боевой лошади, подаренной ему королевой Алисандой. А может быть, и оттого, что на нем была широкая мантия с подкладными плечами. Иоанн ехал с царственным величием — прямой, подтянутый, грозный. Наверное, людям казалось, что он того и гляди начнет метать глазами молнии. Проезжая мимо паломников, он поднял руку и благословил их, но взгляд его остался суровым. Он был совсем непохож на доброго, нежного любящего дядю, которого знала Балкис.
Вдруг он резко повернул голову и встретился взглядом с девушкой. Балкис слишком поздно осознала, что, будучи чародеем, пресвитер Иоанн почувствовал ауру волшебства, которая невидимо окружала ее. Несколько секунд император смотрел прямо на Балкис. Она выпрямилась, гордо подняла голову, взгляд ее стал смелым. А как еще могла повести себя девушка, которую император отличил в толпе своих подданных.
Но пресвитер Иоанн уже перевел взгляд на Антония — высокого светловолосого юношу, стоявшего рядом с Балкис, затем вернулся взглядом к племяннице, и его губы тронула едва заметная улыбка. И в это мгновение Балкис ощутила величайшее облегчение.
Затем император отвернулся и проехал вперед. Балкис, онемев от волнения, долго провожала его взглядом. Она была так благодарна дяде, что он не стал говорить о ее высоком положении при Антонии. Но еще сильнее было другое чувство — она наконец осознала, как глубоко и сильно пресвитер Иоанн любит ее.
Наверняка лорд-маг уже обо всем сообщил ему, догадалась Балкис. И ее дядя решил проехать по этой дороге на юг нарочно, чтобы затем вернуться по ней в Мараканду после того, как Балкис и Антоний минуют дозорного… Как знать, может быть, этим дозорным был дьякон в стеклянной церкви? Пресвитер Иоанн, видимо, решил сам убедиться в том, что его племянница жива и здорова.
Без сомнения, лорд-маг рассказал императору и о том месте, которое в жизни Балкис занял Антоний. Теперь ей не стоило бояться того, что пресвитер выдаст ее замуж за своего сына! Девушка снова опустила голову, и слезы брызнули из ее глаз. Те мужчина и женщина, которых она считала своими отцом и матерью, умерли, но здесь, в лице дяди, она обрела новую, настоящую семью.
— А позади — еще дюжина придворных! — воскликнула Сикта. — Как торжественно! А я-то думала, откуда слышна музыка! Поглядите, за императором едет карета, а в ней полным-полно музыкантов! О! А вот и воины! Их, пожалуй, не менее сотни! Это, наверное, дворцовая гвардия, да, Балкис?.. Балкис?
— Почему ты плачешь, любовь моя? — с нежной заботой спросил Антоний.
— Потому… потому что поняла: совсем скоро я буду дома, — откликнулась Балкис. И в самом деле: впервые с тех пор, как она покинула хижину приемных родителей, она осознала, что у нее действительно есть дом.
Антоний сжал ее руку, а она оплела его пальцы своими и посмотрела ему в глаза. Толпа, окружавшая их, зачарованно провожала взглядом императорскую процессию — до тех пор, пока из виду не скрылись последние воины. Затем люди начали оживленно переговариваться.
Антоний глядел на Балкис сияющими от восторга глазами:
— Разве это не чудесно, милая? Я ведь никогда не думал, что своими глазами увижу пресвитера Иоанна! А ты хоть раз видела что-нибудь более великолепное? Но конечно… Ты же говорила, что в Мараканде видела такие процессии много раз!
Антоний тараторил, не закрывая рта, обращаясь то к Балкис, то к кому-нибудь из паломников. Зрелище императора и его свиты чрезвычайно взволновало юношу. А Балкис, наблюдая за ним, не могла удержаться от улыбки. Она думала о том, как это забавно — чтобы человек, которому по дороге встретилось столько подлинных чудес, восторгался чем-то настолько земным. Но взгляд девушки становился все более и более нежным, и мало-помалу волнение и радость Антония передались и ей, и она стала откликаться на его восклицания. Но все равно, как ни старалась, приравнять свой восторг к его восторгу она не могла.
Но вот наконец буря восхищения унялась. Антоний заметил настроение возлюбленной и озабоченно нахмурился:
— Почему столь великолепное зрелище только опечалило тебя, любовь моя?
Балкис залилась слезами и спрятала лицо на груди у Антония. Сикта удивилась и встревожилась, но когда девушка отплакалась, кашмирка понимающе улыбнулась:
— Тебе не хочется мириться с тем, что твое странствие с Антонием почти подошло к концу, да, голубка?