— Я должен интересоваться всем, — возразил Бонкорро. — Каждым своим подданным. От того, кто копается в земле, до того, кто командует войсками. Торговля — это сила, питающая страну, Ребозо. Крестьяне способны вырастить урожай для своих благородных господ, но выращенная ими пища не напитает население города, если не будет перевезена туда. Так желудок переваривает пищу, но что от этой пищи толку, если питательные вещества не будут поступать к рукам и ногам? И если представить себе королевство в виде человеческого тела, то король будет его головой, войска и ремесленники — мышцами, крестьяне — руками, а купцы — кровью. Эта кровь текла по жилам страны и при моем деде, однако текла лениво. Я расчистил пути для нее — она потекла поживее, а теперь делаю это вновь и в итоге получу больше питательных веществ.
— Сравнение превосходное, — насмешливо проговорил Ребозо, — но, пожалуй, не совсем точное. Устранение монополий означает всего лишь, что больше, как вы изволили выразиться, ваше величество, питательных веществ поступит не к вам, а к самим купцам.
— Если они захотят иметь право на торговлю, они вынуждены будут платить налоги. Появятся более процветающие купцы, несмотря на то что они вынуждены будут снижать цены на свои товары. Но и покупателей у них станет больше. А раз появится больше богатых купцов, значит, эти купцы сами будут тратить больше денег, а следовательно, разведется больше богатых мелких торговцев, и даже у тех, кто занимается искусством, жизнь станет богаче. Крестьяне будут получать все больше и больше за плоды своего труда и, скопив деньжат, покинут насиженные места, станут купцами или ремесленниками. Так и получится, что тех, кто платит налоги, станет еще больше, и мои прибыли возрастут.
— О ваше величество, вы поистине творите чудеса. — Ребозо не стал уточнять, какого рода чудеса, большей частью потому, что сам точно не знал этого. — Если вы можете добиться, чтобы в ваши сундуки ложилось больше денег при том, что вы понижаете налоги, это воистину чудо, и мне не следует спорить, а следует только сделать все по вашему приказанию. Но как быть, если дворяне соберут войска и пойдут на нас войной, сир?
— Тогда, — ответил Бонкорро, натянувшись, словно струна, — я сотворю одно из упомянутых тобой чудес.
— Нельзя же уничтожить колдовскими чарами целое войско!
— А ты не утверждай этого столь уверенно, мой канцлер, — тихо проговорил король. — К тому же уничтожать войска и не потребуется. Достаточно будет уничтожить тех, кто будет ими командовать.
— Но не сможете же вы избавиться от герцогов и графов!
— Почему же нет? Мой дед с легкостью проделывал такое. А потом точно так же, как он, я смогу заменить их людьми по своему выбору.
— Но тогда войска на вас поведут их сыновья!
— Тогда я уничтожу и сыновей, и внуков, и племянников, если понадобится, и все дворяне это прекрасно поймут. Они пока не испытывали моего терпения и, думаю, не решатся на это: они знают, я не святой, я не такой, как мой отец, и боятся, что я могу оказаться таким же жестоким и могущественным, как мой дед. Нет, Ребозо, — король уже успокоился, — я не думаю, что они взбунтуются.
Ребозо зазнобило: так бесстрастен был голос молодого короля, так холоден его взгляд. Казалось, что с ним разговаривает человек, высеченный из камня. Ребозо понял, что даже ему — а уж его-то король любил, если он вообще кого-то любил — не дано ответить наверняка на вопрос: сумеет ли король Бонкорро на самом деле уничтожить взбунтовавшееся войско или нет.
Однако канцлер ни на секунду не сомневался: Бонкорро способен уничтожить любого из дворян, замыслившего свергнуть его. Причем для этого королю даже не пришлось бы прибегать к помощи черной магии, поскольку любой из графов и герцогов настолько погряз в грехах, что силы Добра почти обязательно пришли бы на подмогу молодому королю в борьбе с врагами! На самом деле этим в какой-то мере исчерпывалась тактика Бонкорро: грех убиения он мог совершить без зазрения совести и тем самым давал своим подданным выбор. Хотите, дескать, быть хорошими — будьте ими! Он снимал с подданных груз отчаяния и страха и даже давал им почву для надежд. Поэтому на грани Добра и Зла король балансировал столь ювелирно, что даже сами источники магии пребывали в неуверенности — на чьей же он стороне! На самом же деле Ребозо подозревал, что этого не знал и сам король — или не знал, или решил не знать.
Но такого быть не могло. Ни одному человеку не дано остаться наполовину добрым, а наполовину злым дольше, чем на полминуты. Стоило такому человеку сделать одно доброе дело, и он подвигался на один шаг к Добру и Свету, и, чтобы удержать равновесие, нужно было незамедлительно вершить какое-то злое дело. Верно, Бонкорро решил не повторять судьбу своего отца, точно так же, как решил не повторять и судьбу своего деда, однако мерилом всех его деяний, похоже, служило благо народа, что в конце концов должно было, по понятиям Ребозо, привести молодого короля на сторону Добра.
Понимая это, канцлер должен был что-то предпринять, дабы предотвратить такую вероятность.
— Если вы собираетесь уничтожить такое количество монополий, ваше величество, вам следует уравновесить их введением еще одной монополии.
Бонкорро напрягся, однако слово «равновесие» успокоило его.
— Какую ж монополию я могу ввести, чтобы оживить торговлю, интересно?
— Монополию на проституцию. Нет, выслушайте меня! Вы только представьте себе, ваше величество, если бордели станут легальными, но будут содержаться в условиях монополии — при том, что все проститутки будут здоровы, мужчины станут чаще посещать бордели!
— Ну да, чтобы там развратничать и пресыщаться!
Ребозо пожал плечами.
— Проститутки все равно никуда не денутся, ваше величество, хотите вы этого или нет, разрешает это закон, или он это запрещает. Однако еще одним условием монополии можно сделать вот что: чтобы женщин не избивали сутенеры и содержательницы борделей, чтобы им не наносили увечий посетители! Можно настоять и на том, чтобы всякий, кто обошелся с проституткой нелюбезно, представал перед судом. А чтобы этот закон выполнялся, можно в каждом борделе поставить королевских гвардейцев! А покуда торговля на этом поприще протекает нелегально, вы никаких условий диктовать не можете.
— Но рост торговли в данном случае означает, что проституток станет больше, — возразил король и нахмурился, — и что этим станут заниматься многие девушки не по своей воле!
— Полно вам, ваше величество! — урезонил короля Ребозо. — Если люди, как вы сказали, станут тратить больше денег, то станет больше мужчин, которым захочется купить себе часок-другой на забавы с проституткой. А если все больше крестьян будет уходить с нажитых мест и приходить в город, как вы также заметили, то все больше будет вовлекаться в проституцию. Так почему бы не приглядывать за этой коммерцией? Почему не сделать так, чтобы все было чин чином, по закону? Ведь тогда появится возможность хотя бы настоять, чтобы эти дамочки не перетруждались, чтобы их не очень обижали!
Король нахмурился, недовольный собой, — раньше эта мысль ему в голову не приходила.