— Это точно. Местечко это пользуется у деревенских дурной славой.
— Угу. Могу представить почему, — буркнул Мэт. Они с товарищами над деревней пролетели и потому не слышали ни от кого предупреждений о том, что в этот домик лучше не заглядывать. — И давно ли померла хозяйка?
— Уж тридцать лет тому.
— Да, давненько. А ты-то почему здесь остался?
— Да потому что мои они были, смертные эти. Как это у вас говорится — усыновил я их, вот как! Куда было идти? Не к кому!
— Да. Просто образец преданности, — кивнул Мэт, однако в голосе его прозвучали нотки сомнения. — Ну а как же бохан ищет для себя новое семейство?
— А он ждет, пока кто-нибудь не остановится на ночлег в том доме, где обитало его прежнее семейство, а потом усыновляет этого человека и остается жить с ним и с его семейством.
Тут Мэту стало уж совсем не по себе. Однако, будучи по природе оптимистом, он нарочито бодро проговорил:
— И ты, само собой, выбрал сержанта, да?
Бохан осклабился и покачал круглой головой.
— Ну, тогда — рыцаря?
Бохан снова покачал головой.
— Ну, — сдавленно произнес Мэт, — не меня же?
Бохан запрокинул голову и опустил ее, сверкнув глазами. Мэт вытаращил глаза, замер. По коже его побежали мурашки. Он встряхнулся, прочистил горло и сказал:
— Боюсь, это невозможно.
— Еще как возможно, — заверил его бохан. — Я тебя уже усыновил, понимаешь?
— Но я не желаю усыновляться, — решительно ответил Мэт.
— Ну, тут тебе выбирать не приходится, — объяснил бохан. Его белые зубы блеснули в отблесках пламени. — Короче, я тебя усыновил, и говорить тут больше, милок, не о чем.
— И все-таки как насчет того, что я на это не согласен?
— Нельзя никак. А не то пожалеешь.
— Боюсь, если я соглашусь, я еще сильнее пожалею.
Глаза бохана сверкнули.
— Так ты отказываешься от такой великой роскоши, как мое общество? Повторяю: ты горько пожалеешь, если откажешься, смертный!
И вправду, глаза у него были совсем оленьи. Мэт прокашлялся. Он твердо решил отделаться от этого навязчивого хобгоблина.
— Послушай-ка, Бохи...
— Ну вот, как славненько-то, я уже «Бохи», — мурлыкнул бохан. — Говорю же тебе: никак тебе от меня не отделаться! Ты назвал меня «бохи», так меня теперь и будут звать, покуда я буду жить возле тебя и твоего семейства! Так и действуют мои чары, соображаешь?
От страха у Мэта засосало под ложечкой.
— Тогда я сделаю так, чтобы они подействовали наоборот.
— Да не сумеешь ты этого сделать! Ты ведь по доброй воле вздумал меня приручить! Только попробуй теперь что-нибудь нарушить и ох как горько пожалеешь!
— Ну, если я пожалею о чем-то, — процедил сквозь зубы Мэт, — то ты пожалеешь еще сильнее.
— А знаешь ли ты, кто вам соломки тут постелил, чтобы спалось мягче? — прищурившись, вопросил бохан. — И как тебе головенка твоя подсказывает — могу я подстроить так, что все вы пожалеете о том, что выспались на этой соломке?
— Быть может, ты и сумеешь подстроить какую пакость, если прежде я не заставлю тебя пожалеть о твоей угрозе, — предупредил бохана Мэт, ткнул в непрошеного гостя пальцем и произнес нараспев:
Никаких усыновлений!
Эта мысль противна мне!
Прочь, исчадье сновидений,
Я наслушался вполне!
Слышишь стук копыт вдали?
Это конница зари!
Далеко-далеко послышался конский топот, зазвучал ближе, еще ближе...
Бохан подозрительно нахмурился:
— Это еще что за шутки?
— Это тебе намекают, что идти пора, — сообщил ему Мэт.
Топот копыт зазвучал намного громче.
Бохан усмехнулся, но как-то не слишком уверенно.
— Вот оно что... А ты кем себя возомнил? Колдуном, что ли?
— Нет, — покачал головой Мэт. — Я — маг.
С топотом, сделавшим бы честь кавалерийскому отряду, по избушке пронеслось нечто невидимое. На миг померк огонь в очаге. Звук копыт был настолько громким, что на его фоне Мэт едва расслышал возмущенный вопль бохана. А в следующее мгновение в доме стало светлее, и ночной гость Мэта исчез.
Мэту стало немного совестно — но совсем ненадолго. Он догадывался, что бохану не грозит ничего страшного. Ну, разве что его перенесут в другое место, подальше, и там отпустят. Мэт улыбнулся. Ловко у него получилось: использовал стихотворный образ для борьбы с духом.
Успокоившись, Мэт обвел взглядом комнату. Пора было возобновить дозор. За порогом мирно спал Стегоман. Сладко сопели на соломенных лежанках сержант Брок и рыцарь Оризан. Насчет своего заклинания бохан не соврал: если ему удалось усыпить и дракона, значит, он и вправду владел кое-какой магией.
И тут Мэта кто-то пребольно укусил за левую ягодицу. Он вскочил с соломы, опустился на колени и принялся бешено отряхиваться. Опустив глаза, он увидел, что в соломе копошатся полчища клопов, и надо сказать, весьма внушительных габаритов. Мэт негромко выругался. Оказывается, бохан был способен наслать не только крепкий сон. Он не пошутил насчет того, что может вытворить с соломой.
Что ж, Мэт мог исправить положение, и сделать это нужно было как можно скорее, пока клопы не загрызли его товарищей.
О постельные проклятья,
Ненасытные вы гады!
Как начну вас заклинать я,
Вмиг попросите пощады!
Да вы сами посмотрите:
Жить в соломе ой как плохо!
Не приятней ли на ощупь
Теплый и косматый бохан?
Я скажу вам по секрету:
Боханы людей вкуснее.
Уяснили перспективу?
Ну и топайте скорее!
Клопы как бы окаменели в нерешительности. Мэт представил, как они выпростали крошечные усики. А в следующее мгновение все они до одного исчезли без следа.
Мэт довольно кивнул, склонил голову набок и прислушался. Вдалеке послышался вопль боли, потом стал тише, тише, еще тише. Мэт ухмыльнулся и с превеликим удовольствием уселся, скрестив ноги, на кучу чистой, свежей соломы, благодаря его заклинанию избавленной от какой бы то ни было живности. Теперь бохан не станет опрометчиво колдовать, общаясь с ним.
Или все-таки станет? Мэт взволнованно подумал о том, не означает ли заявление бохана о том, что он его усыновил, того, что сам он, бохан, теперь не волен над тем, пребывать ему рядом с Мэтом или нет. В конце концов он принял решение не смыкать глаз до окончания дозора.