Отец Телониус встретился с ним своим спокойным серьезным взглядом и медленно кивнул.
— Следовательно, мы не можем позволить, чтобы это неприличие продолжалось.
— Но как нам остановить его?
— У нас есть и свои силы, — отец Телониус коснулся амулета. — Но даже без твоего прибора — большая сила в стремлении к правильному. Мы соберем все: жажду добра и порядка, любви и сочувствия, мягкости и понимания — все то, что заключено в наших сердцах. Сосредоточим и направим, противопоставим отвратительному хаосу.
— Хорошо сказано, — Род сурово свел брови. — Но как насчет оборудования?
Брат Дориан улыбнулся и достал из-под платья длинный кожаный футляр.
Дети с любопытством обступили его. Брат Дориан раскрыл футляр и достал из него… Предмет, созданный высокой технологией. У Рода расширились глаза.
— Вы сделали это?
Брат Дориан покачал головой, а отец Телониус негромко пояснил:
— Мы помним, чем владеет остальное человечество. В данном случае, это послано с Земли.
Клавиатура с полным набором синтезаторов и модуляторов звука.
— Ты умеешь этим пользоваться? — скептически спросил Род, но брат Дориан ответил очень спокойной улыбкой. Он расправил ножки клавиатуры и установил ее для работы.
— Что это? — спросил Магнус.
— Слушай, — просто сказал брат Дориан, — и смотри.
Пальцы его коснулись клавиш, и послышалась легкая мелодия. Не такая громкая, как музыка камней вокруг, но почему-то она приковывала внимание, заставляя грохот и скрип уйти куда-то в фон восприятия.
Дети были поражены.
Брата Дориана окружила светящаяся дымка. Синхронно с музыкой она постепенно сгустилась, начала вращаться и наконец приняла форму поникшего цветочного бутона. Музыка заиграла громче, и бутон медленно поднимался, расцветал, раскрылся, повернул лицо к солнцу. Музыка внезапно стихла, и цветок расплылся. Теперь вместо мелодии слышался писк и щебет. Дети молчали, они узнавали голоса мелких животных и птиц, но что делают эти зверьки здесь, на равнине?
Но вот они и сами появились по обе стороны от клавиатуры: лисы, бобры, мыши, фазаны, ежи — собрались полукругом и сидели, как заколдованные.
— Что они видят? — прошептала Гвен.
И музыка словно ответила на ее вопрос, взвившись и сотворив видимую фигуру — маленького человека с голубой кожей, одетого только в меховую набедренную повязку, с венком в волосах и флейтой у губ. Все хорошо услышали трели его флейты, чистые и быстрые. И когда он заиграл, между ним и мелкими зверьками появилось крошечное существо, эльф, вертевшийся так быстро, что постепенно превратился в размытое световое пятно.
Музыка вновь утихла, пятно поблекло, маленький человек и зверьки поблекли тоже, расплылись, исчезли. Музыку пронзила тоскливая, ностальгическая мелодия, она одновременно выражала сожаление и обещала обновление. Но и она вскоре кончилась.
Какое-то время дети сидели молча. Казалось, даже музыкальные камни стихли.
Но вот Род понял, что скрежет и звяканье продолжаются, а дети вздохнули.
— Удивительно! — воскликнула Корделия, а Джеффри добавил:
— Ты настоящий волшебник!
— Конечно, — подхватил Магнус. — Ты из ордена святого Видикона, у тебя нет прихода. Но ты волшебник, правда?
— Только в этом, — ответил брат Дориан. — Только в моей музыке.
— Дело не только в инструменте, — напомнил отец Телониус, — но и в его искусстве.
— Да, в нем большая сила пси, — задумчиво проговорил Род. — Ты гений, брат Дориан.
— Не я, — возразил монах, хотя и покраснел от удовольствия. — Не я, а тот, кто сочинил эту музыку.
— Я почти поверила, что такая музыка сможет противостоять этому грязному вихрю, — сказала Гвен.
— Конечно, сможет! Уверяю тебя, сможет! — воскликнул брат Дориан. Глаза его сверкали. — Но не она одна.
— Да, не одна, — подтвердил отец Телониус. — Но если прибавятся и другие инструменты и сила священной церемонии, чтобы противостоять злобным импульсам, которые вызывает богохульный ритуал этой ведьмы, мы надеемся создать такое напряжение пси, которое окажет ей достойное сопротивление.
— Но нас всего восемь человек, — со вздохом возразил Род.
— Вовсе нет, мы не одни, — торжественно провозгласил отец Телониус. — Сто двадцать монахов в нашем монастыре будут петь и играть, присоединяя свою надежду и ясность духа к нашим.
— Как это возможно? — поражено спросил Грегори.
— Таков талант нашего регента, малыш. Он умеет сливать музыку и направлять ее объединенную силу тем, кто в ней нуждается, как бы далеко это ни было. Он может действовать на очень большом удалении.
— Телечеловек? — спросил Род. — И вы все с ним связаны?
— Да, а он со всеми нами. У нас произойдет встреча сознаний, настоящий концерт.
— А чем поможем мы? — спросила Корделия.
Брат Дориан улыбнулся и стал доставать из многочисленных карманов своей одежды маленькие инструменты.
— Играйте на этом, как вам подсказывает душа. Тебе, младший, дудка, — он выдал Грегори деревянную дудочку. — А девушке арфа.
Корделия осторожно взяла деревянную раму, нежно погладила ее.
— Но я не умею играть!
— Ты только касайся струн: они настроены на гармонию. А для мальчика-воина — барабан, — брат Дориан передал Джеффри нечто вроде бубна без подвесок и палочку с утолщениями с обоих концов.
— Бей в такт с самыми низкими нотами. Ну, а тебе, старший сын, то, что полагается наследнику, — и он протянул Магнусу пластинку длиной в предплечье, с четырьмя клавишами для правой руки и шестью кнопками для левой. Магнус бережно принял ее, нахмурился и нажал на одну клавишу. В воздухе послышался мелодичный звук. Магнус едва не выронил инструмент.
— Но откуда мне знать, что нажимать?
— Ты уловишь импульс от меня, потому что у меня на клавиатуре есть такие же клавиши и кнопки.
— Но все-таки, как мы будем играть? — спросила Корделия. — Мы ведь никогда раньше не играли.
— В невинности молодости сокрыта большая сила, — отозвался брат Дориан.
Отец Телониус кивнул.
— Поэтому ваша невинность — самая большая угроза для тех, кто ищет зла. Поэтому они и стремятся так совратить молодежь.
Род оценивающе взглянул на монаха.
Ты как будто все очень хорошо спланировал, отец.
Само собой, — отец Телониус с улыбкой оторвался от сбора веток. — Для этого мы и были посланы, лорд Чародей: сдержать распространение этой злой музыки и совсем уничтожить ее, если сможем.
Род молча с минуту смотрел на него. Потом хмыкнул: