— Неудивительно, что вы нас нашли.
— И то правда, — улыбнулся брат Дориан. Неудивительно.
Роду хотелось спросить, зачем отец Телониус собирает ветки, но он решил, что не хочет этого знать.
Брат Дориан снова повернулся к младшим Гэллоугласам.
— Вы должны настроиться на меня, молодые люди, так, чтобы мы создавали гармонию вместе. И это слияние музыки несказанно усилит соединение наших сознаний.
— Но тогда мы тоже должны объединиться с тобой, — сказала Гвен.
— Естественно, — отец Телониус посмотрел им прямо в глаза, и неожиданно атмосфера накалилась. — Вы должны объединиться с нами, с детьми и с монахами в монастыре.
Род почти испуганно спросил:
— А на чем мы будем играть?
— Вы не будете.
Они молча долго смотрели на него. Потом Гвен спросила:
— Тогда что мы будем делать?
— Ты полетишь, подхваченная нашей мелодией, — сурово ответил отец Телониус, — потому что кто-то должен доставить Камень Чародея в это нечестивое место, чтобы сила ведьмы обратилась против нее самой.
Все молчали, детей охватил страх. Род не очень обрадовался, тем не менее он сглотнул и кивнул.
— Хорошо, отец. Давай его сюда. Кто-то должен ее остановить.
— Нет, — решительно вмешалась Гвен, — я пойду с тобой. Ты ведь для меня сотворил этот камень, супруг, — и она вышла вперед и склонила голову.
Отец Телониус кивнул, снял с себя цепь и протянул ее Гвен.
— Нет! — воскликнул Род. — Достаточно, если рискнет один из нас!
— Мне не нужна жизнь без тебя, — возразила Гвен. — Прошу тебя, отец.
Монах надел ей цепь на шею. Гвен распрямилась, потом повернулась к своему старшему.
— Если нам не повезет, позаботься о сестре и братьях.
Магнус, с огромными глазами, кивнул.
— А вы, — Гвен строго посмотрела на остальных, — уважайте его и слушайтесь.
Младшие медленно кивнули.
— Позаботься о них, Фесс, — негромко приказал Род.
— Конечно, Род, но я надеюсь, это не понадобится.
— Хорошо бы, — Род улыбнулся и разорвал оцепенение. — Что такое простой ковен против владеющих пси-энергией монахов и семейства эсперов? Даже если за злодеями стоит сила, украденная у одной восьмой населения Греймари. — он повернулся к отцу Телониусу. — А какую церемонию ты совершишь с помощью своей музыки, отец?
Монах повернул голову от импровизированного стола, который он смастерил из камней и веток.
— Это будет Месса Света.
На самом деле это была Мисса Лубба — соединение католической мессы и африканских ритмов, включающее в себя лучшие черты двух культур. В голове Рода звучало Kyrie, [10] когда он рядом с женой вошел во владения уродливой ведьмы. Местность вокруг казалась неясной и далекой, все внимание Рода было сосредоточено на поле пси-энергии. Он забыл о себе, чувствовал только тревогу за жену и наполняющую его силу; он даже не заметил, что Фесс последовал за ними.
По-прежнему вокруг них вздымались и опадали всевозможные кошмарные фигуры: Род и Гвен отправились на битву пешком, чтобы их до поры до времени не обнаружили. Они проходили мимо чудовищ из разрозненных танцующих костей, мимо отвратительных морд с насмешливыми ухмылками, мимо существ, состоящих их частей трех и более разных животных; но это были всего лишь иллюзии, которые, казалось, не замечали пришельцев. Род стал догадываться об их внутренней природе: это были кошмары душ, обладатели которых плясали там, впереди; кошмары, искаженные порочностью, грязные образы, поднятые из глубин подсознания извращенным искусством, которое началось как бодрый праздник молодости и жизни, но постепенно выродилось в наслаждение извращенных и злобных, пробуждающее только жестокость и упадок.
Совершенно неожиданно они вышли на край амфитеатра. Всего в ста ярдах от них нагая ведьма плясала свой непристойный и оскорбительный танец под пение и болезненный душевный голод тысяч людей. Она извлекала психическую энергию из чувств ошеломленных и одураченных молодых людей.
На краю амфитеатра супруги на миг остановились и взялись за руки; потом углубились в толпу, направляясь прямо к ведьме.
Фесс последовал за ними, недоступный воздействию иллюзий, целеустремленный и решительный.
Слух Рода заполняли звуки Gloria; [11] лишь смутно, как с большого удаления, доносились до него рев и биение металлической музыки. Словно по случайности люди перед ним расступались или отворачивались, как будто прячась от сильного ветра, так что Род и Гвен спокойно шли по самообразующейся тропе, по трещине в людской массе. Но вот некоторые соседи начали поднимать головы, на них тупо смотрели накрашенные и побледневшие лица, на них показывали руки с вытянутыми пальцами. Внезапно их окружили люди в серой одежде, размахивающие дубинами, серпами, палками и веретенами. Мелькнули даже вилы и ржавые мечи; накрашенные потрескавшиеся губы обнажали прогнившие зубы в насмешливой ухмылке.
Но Род и Гвен ничего не слышали, потому что слух их заполнял гармоничный хор, и лезвия отскакивали, останавливались в каких-то дюймах от них, бичи хлестали, но не касались их, и оборванная толпа расступалась перед ними, как волны перед носом корабля. Они шли сквозь пеструю толпу последователей ведьмы, шли на крыльях музыки.
Однако ведьма еще издали заметила их и успела приготовиться, она пила силу из бури, собирала все, чем располагали эти больные души, потом взмахнула рукой и указала на них своим когтистым пальцем. Род и Гвен почти увидели удар мысли, который обрушился на них, зазвенел у них в головах.
На мгновение в глазах Рода все покраснело, и слышал он только рев. Род потряс головой и закричал, пытаясь снова расслышать звуки музыки и пения, потом увидел, что приспешники ведьмы разбегаются под ударами стальных копыт, однако вскоре, как и всегда, металлический конь, осажденный слишком большим количеством врагов, слишком многими криками и ударами, застыл в приступе бессознательности.
Но когда Род увидел, как упала Гвен, то больше не выдержал и взорвался гневом. Он опустился на колено, держа жену на руках, и весь гнев, который испытывал, все, что когда-либо сжигало его, направил в единый удар обжигающей ярости.
Ведьма пошатнулась и упала бы, но огромный запас ее зла все-таки отразил его мысленный удар. Она медленно распрямилась, стала даже казаться выше ростом, глаза ее превратились в две луны, полные разлагающей силы, они пролагали канал между ними.
И по этому каналу она пустила всю свою ярость, все ненависть к миру, который презирал ее. Все это нацелила она в Верховного Чародея.