— Ничего, сэр! — она схватила его за руку и попыталась удержать. — Там находится только моя кладовка, моя буфетная. О, сэр, зачем тратить тепло на то, что должно быть на морозе?
Она кончила воплем, и Род распахнул дверь.
На мгновение все за нею, казалось, поплыло, сливаясь; потом зрение его адаптировалось к сумраку, да и свет очага за его спиной упал на пучки сухой травы, свисающие с балок под потолком.
Под ними на полках стояли ряды глиняных кувшинов, на горлышке каждого из которых была выбита пиктограмма, потайной знак, понятный, как был уверен Род, только самой бабушке Бен. А еще ниже располагался длинный рабочий стол, уставленный ступой с пестиком, небольшой жаровней с треножником, бочонками, чашками и котлами размером с пинту. Даже… да, примитивные, но явно пригодные к действию — перегонный куб и дистилляционные трубки.
— Дистиллятор, — сказал Род удовлетворенно. — Вполне завершенный и пригодный к работе дистиллятор.
— Это для помощи бедному деревенскому люду, — завывала старуха. — О, сжалься! Я не варю яды, которые могут принести вред!
Род бросил на нее взгляд, могущий соперничать со льдом, покрывшим речку.
— Ты лжешь, старуха! Никто не может изучить лекарства, помогающие людям, без того, чтобы не познакомиться и с теми, что в малых дозах приносят пользу, а в больших — вред.
— О, я никогда не использовала свое знание во вред, сэр! Никогда не давала снадобье в дозах, которые способны были принести вред!
Но Род уловил какой-то блеск из угла лаборатории.
— Никогда? — он прошел в угол, жалея, что не хватает света. Совершенно случайно здесь был им обнаружен чадящий факел. Держа его в левой руке, Род осветил пространство за столом и сразу наткнулся на мешочек с монетами. Он взял монеты, пропустил их сквозь пальцы, потом увидел небольшую шкатулку с открытой крышкой, а в ней горсть жемчужин и довольно крупные рубины среди золота и серебра. — Неплохо зарабатываешь, а, бабка?
— Нет, сэр! Это дал мне на сохранение путник, осел которого заболел!
— Ты хочешь сказать, путник заболел — очень заболел, попробовав твоего спецжаркого. Часто ли ты разыгрывала этот трюк с дубом, бабушка? Как это у тебя получается? Ведьмин мох? Телекинез? Сколько ты убила храбрых молодых людей, за которыми числился только один грех — желание помочь старой женщине?
— Ни одного, сэр! Ни одного! Никого я не убивала! Только грабила, сэр, вот и все! Отбирала кошельки!
— И не только у них, но и у их жен, судя по жемчугу и рубинам. А что было в жарком, бабушка? Белладонна? Смертоносный паслен?
— Мак, сэр! Только маковый сок! О, сэр, я никого не хотела убивать!
— Нет? Почему же тогда твои жертвы не приходили в себя, когда мак переставал действовать? — наобум брякнул Род, но его догадка достигла цели — подлая отравительница злобно сверкнула глазами. Он повернулся, молниеносно извлекая меч. — Вот более быстрая смерть, чем от яда, бабка, и более чистая!
— Нет, ты не можешь меня убить! — закричала она, отскакивая от острия, но за спиной ее оказалась стена, и старуха застыла, не смея пошевелиться, зачарованно глядя на лезвие. — Неужели ты убьешь бедную вдову, сэр, за которую некому заступиться? Ты не можешь поступить так бесчестно!
— Честь не имеет для меня значения. Только справедливость.
— Нет, Род!
Это голос Фесса — он прозвучал в голове, и бабушка Бен, в ужасе глядевшая на меч, не слышала его. Род нахмурился.
— Чего ты пристаешь?
— Спасибо за то, что откликнулся. Каюсь, я подслушивал, Род. Твое поведение меня тревожит.
— Забота — это хорошо, предательство — нет.
— Я никого не предавала, сэр! — завопила бабушка Бен.
— Я тоже, Род. Но подумай: справедливость требует доказательств.
— Откуда золотые монеты в крестьянской хижине? Эта груда награбленного — вот необходимое мне доказательство! Любой суд присяжных вынес бы однозначно: виновна по всем статьям!
— Сэр, это только плата, — завывала старуха, — плата за работу, которую мне не хотелось делать, но у меня не было выбора!
— Золотые монеты действительно могут служить доказательством, Род, если они на самом деле существуют.
Род заколебался. Видел ли он на самом деле золотые монеты? Или его мозг создал их из нескольких жалких пенни?
Кстати, а на самом ли деле существует дистиллятор? И этот дом? Насколько ему известно, он может говорить с тронувшейся старухой в лачуге, и та виновна лишь в том, что слишком много болтает.
Он опустил меч.
— Нет, я тебя не убью, бабка.
Старуха облегченно обвисла, а голос Фесса произнес:
— Поздравляю тебя с мудрым решением, Род.
— О, будь благословен, сэр! — бормотала бабушка Бен.
— Не волнуйся: я оставлю тебя связанной по рукам и ногам. Ложись-ка на кровать. Живо!
Старуха в ужасе застыла.
— Нет, сэр! Лучше убей меня: лучше быстрая смерть, чем гибель от голода и жажды!
— Ты не умрешь с голоду, хотя, возможно, немного замерзнешь. Я сообщу шерифу ближайшей деревни, через которую пройду. И тогда рассказывай представителю власти, какая ты святая! Давай-ка ложись. И получше укройся одеялами. Я прибавлю дров, но людям шерифа потребуется время, чтобы добраться сюда.
Несколько минут спустя он вышел из дома, плотно закрыл за собой дверь и закутался в плащ.
— Фесс?
— Я здесь, Род, — темная фигура выступила из тени меж деревьями.
— Спасибо за своевременное вмешательство, — неохотно сказал Род. — Ты, возможно, спас меня от совершения отвратительного преступления.
— Для меня всегда честь служить тебе, Род. Но все же напомню, что действительно стоит сообщить властям как можно быстрее. Недалеко отсюда я заметил дом лесничего.
Род кивнул.
— Да, хорошая мысль. Он должен лично знать бабушку Бен и сможет честно сказать, кандидат ли она на виселицу или только на колодки.
— Совершенно верно. Значит, отыщем его?
Род мрачно посмотрел на коня, борясь с подозрениями.
Потом снова кивнул и побрел по снегу к Фессу, чтобы усесться верхом.
— Прости, что усомнился в тебе, старый друг. Многое больше не кажется мне таким, как раньше.
— Само собой, Род. Трудно доверять своим чувствам, когда не убежден в истинности своего восприятия.
— Точно. Но ведь для этого и существует логика? Обнаруживать, какие восприятия реальны, а какие нет.
— Да, это одно из ее возможных использований. Однако трудно достичь логичности в состоянии эмоционального возбуждения.
— Ты знаешь, в такой момент будто весь мир на меня обрушивается. Сейчас я достаточно нормален, чтобы понять, что это только мое восприятие, но когда эмоции берут верх над логикой, я об этом забываю.