Царь Алексей Михайлович, под конец своей жизни, уступая Боярской Думе, в 1671 г., а потом Петр I в своем непомерном самовластии, нарушили это священное казачье право и низвели казачество, главным образом последний, а потом и его преемники, на степень служилого народа, с правами и обязанностями иррегулярных войск.
Разрушив эту, веками спаянную военную общину, с своим историческим укладом жизни, по развитию стоявшую далеко выше рабской московской Руси, царь взамен ей ничего не дал, кроме массы инструкций, регламентов и указов, совершенно не применимых к военной жизни казаков. Все жалованные им Войску бунчуки и знамена сгорели в г. Черкаске во время страшного пожара, когда погиб и ценный войсковой архив с древними историческими актами, царскими грамотами и петровскими указами.
Царь коснулся также и церковного управления казаков и, желая изъять из ведения Войскового Круга все духовные дела, именным указом 2 июня 1718 г. повелел Иностранной коллегии, в ведении которой в то время состояло войско Донское (с 1721 г. оно перешло в ведение Военной коллегии), чтобы все донские монастыри и церкви, а также монахи, священники и церковные служители были подчинены Воронежской епархии.
Получив о том грамоту из коллегии, Войско пришло в смущение. До того времени, по старому войсковому праву, всеми церковными делами на Дону ведал Войсковой Круг и никаких епископов, как начальствующих лиц, не признавал. Однако, уступая царскому повелению, Круг согласился по церковным делам быть в непосредственном ведении Правительствующего Синода, о чем возбудил соответствующее ходатайство. Царь эту просьбу отклонил [424]. Он думал, что достаточно одного его повеления, чтобы разрушить вековой уклад духовной жизни целого народа, правда, уклад своеобразный, отличительный от византийско-московского, но освященный веками. Он ошибся. Донские казаки, как и в старое время, продолжали в кругу своем, по станицам и в самом г. Черкаске, избирать из среды своей достойных лиц и поставлять их в духовное звание, предварительно посылая их для рукоположения в другие, но не Воронежскую, епархии. Так продолжалось это почти до самого конца XVIII в. Не только войско, но даже станицы, иногда недовольные присланными им священниками, лишали их места. Преосвященный Тихон, епископ воронежский, в 1765 г. доносил синоду, что «войско Донское и ныне, самовольно властвуя, в духовныя дела вступает, в церквах в дьячки и пономари определяет и грамоты дает. Посвященных в стихари собою отрешает, в казаки записывает и священников (из других епархий) к себе собирает». Около того времени священник Терновской архангельской церкви за донос о старообрядцах был станичным атаманом и казаками забит в большую колоду и отослан в Войсковую Канцелярию. Войско настаивало, чтобы воронежский епископ до детей донского духовенства не касался, «потому что духовные причетники, как говорится в представлении, производятся из казачьих детей». Для обучения их, а также детей священников, дьяконов «и прочих церковных детей» на Дону имелись уже школы с самого начала XVIII в. В1746 году грамотой Елизаветы I разрешено открыть в г. Черкаске духовную семинарию [425]. Неизвестно, в том ли году было открыто это учебное заведение или в следующем, но только в 1757 году при атамане Степане Ефремове оно уже существовало.
Петр I, идя навстречу казаков в удовлетворении их религиозных нужд, в бытность свою в Черкаске, в мае 1709 г., хвалил их за начатую уже постройку нового кирпичного собора, заложенного еще в 1706 г., сам положил на стены его несколько кирпичей и залил их известью [426]. В том же году он прислал в этот собор большое Евангелие в тяжелых серебряных, вызолоченных досках, украшенных разноцветными камнями, с надписью своего дара и года.
Собор этот, существующий до настоящего времени, окончен постройкой в 1718 г. и освящен 1 февраля 1719 г. В 1730 году построена своеобразной, красивой архитектуры соборная колокольня, сохранившаяся в целости до настоящего времени.
Донские казаки отличались искренней, сознательной религиозностью, но эта религиозность, простая, прямая, не укладывалась в рамки тогдашних духовных воззрений московской Руси, слепо следовавшей букве позднейших византийских церковных уставов; иначе говоря, — Москва не понимала казачьих религиозных воззрений и относилась к ним отрицательно.
Как особый самобытный народ, принявший христианство еще в IV в. и посылавший своих епископов на 1-й и 2-й Вселенские соборы, Донское казачество в течение веков усвоило и древние взгляды на церковные обрядности и таинства, не оставив своих самобытных. Вот почему оно всегда так и чуждалось всего московского и позднейших наслоений в греческой церкви, называемой казаками «еллинской», а не истинной, апостольской.
Просветитель Гетов Приазовья (Босфорании) был Ульфиил; он же был и первым ее епископом. В 359 г. Ульфиил вступил в общение с Акакием и отторг все племя Гетов от кафолической церкви. Словом, этот отдаленный уголок, где едва блеснул свет христианства, был уже предоставлен разным новым, хотя построенным на старых основах, учениям, несогласным с духом греческой церкви. Подобные явления наблюдались не в одном Приазовье, но и в более культурных центрах и даже самой Византии, где в течение веков постановления вселенских соборов колебали многие лжеучения, находившие себе опору в своеобразном понимании апостольской проповеди и жизни первых христианских общин. Те же явления повторились и в стране приазовских Гетов и их потомков — Донском казачестве. Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми вселенскими соборами, казачество, будучи оторванным от всего христианского мира и при том считавшее себя выше и сильней других наций (это явление наблюдается во всех военных орденах), во всей остальной духовной жизни осталось верным своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казачества на некоторые церковные обрядности и особенно на таинство брака. Брак на Дону в XVI и XVII вв. в даже в первой половине XVIII в. не считался таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным сбором. Венчание в церкви или часовне было не обязательным, хотя многие из этих союзов, после одобрения общины, скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял сбору, что «жена ему не люба» и только [427]. Женились 4, 5 и более раз и даже от живых жен. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «противнаго» явления, Донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым древнегетским обычаям, как это раньше делали их сородичи, гетское казачество новгородских областей. Даже строгая грамота императрицы Елизаветы, данная 30 сентября 1745 г. на имя войскового атамана Ефремова и всего Войска Донского не вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казачества этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жен и четвертыми браками, не помогла делу, и казачество продолжало твердо держаться за свои старые устои [428]. Такое мировоззрение на первый взгляд покажется еретическим, как продукт язычества и глубокого религиозного невежества, но не нужно забывать, что христианство возвысило этот гражданский союз на степень таинства не сразу, а в течение веков, и идея этого таинства получила неодинаковое развитие на востоке и на западе; в протестантстве же брак вовсе сведен на степень гражданского акта. Гражданский брак допущен законами Англии, Франции, Австрии, С.-Америки и др. стран. Освящение этого гражданского акта церковным благословением предоставлено совести верующих и юридического значения в области гражданского права не имеет, как не имело оно и на Дону. Брак, одобренный станичным сбором, считался законным. Церковное благословение заключенного с согласия общины брачного союза есть явление не новое, а чрезвычайно древнее, встречающееся еще в первых веках христианства. В силу этих-то причин казачество, как оторванное на многие века от просветительных центров христианства, и удерживало свои древние обычаи, правда, не все, но в значительной своей массе, до конца XVIII в.