В начале же XVI в. татарское влияние на казаках, оторванных на многие века от московской и литовской Руси и предоставленных самим себе, чувствовалось сильнее, и лишь одна сохраненная ими в чистоте древняя греческая вера тянула их на соединение с московской православной Русью. Татарские псевдонимы-прозвища казаки употребляли часто в соединении с христианскими именами, как например: Андрей Шадра, Сусар Федоров и др. При этом нужно заметить, что татарские прозвища употребляли только казаки азовские, как более других казацких общин удержавшиеся на Дону. Также нельзя упускать из виду и того обстоятельства, что в татарский язык, имеющий в основании своем тюркские корни, вошла масса слов многих народов юго-востока России, Средней Азии, древней Арианы и Ирана, т. е. языков, когда-то близко стоявших к древнерусскому, языку Гетов-Руссов, о чем уже говорено выше. Быть может, названные прозвища были и не татарские, а древнерусские, массагетские, аланские, народа «Ас», как называли себя на своем языке предки казаков.
Итак, из приведенной выше посольской переписки Василия III видно, что азовские и белгородские казаки, прежние «беловежцы», в первой половине XVI в. после многих скитаний поселились в Северской области, где впоследствии стали известны под именем путивльских и белгородских «станичников» и под общим названием северских казаков или «севрюков».
Вот где скоплялась до сороковых годов XVI в. та грозная и мстительная сила казачества, которая вскоре явилась на берега родного ей Дона и сделалась такою страшною для всего мусульманского мира. Открывшееся перед этим в литовско-польских областях гонение на православие окончательно оттолкнуло северское казачество от Литвы, и оно, усиленное днепровскими Черкасами, стало медленно, но грозно подвигаться вниз по Донцу, где в лесистых и малодоступных оврагах и балках, впадающих в эту реку, казаки всегда могли укрыться от внезапного нападения татарских полчищ. Дорога эта издавна была известна северскому украинному казачеству, по которой оно не раз «с дозором» спускалось до «Большого Дона» и в особо важных стратегических пунктах клало свои «доездные памяти» [181]. Из урочищ, расположенных на этом пути, в «Книге Большого Чертежа» отмечены следующие: Митякин колодезь, Вишневецкий колодезь, Дядин колодезь, Сизые горы, Хорошие горы, Лихой колодезь, Гребенные горы, по правой стороне Донца, против устьев р. Белой Калитвы, и Сокольи горы, с левой стороны до устья р. Быстрой. Между устьями Лихого колодезя (р. Лихая) и Гребенными горами через р. Донец был перевоз, называемый «татарским», который главным образом и сторожили казаки, залегая в скрытых местах. Одну из таких-то казацких партий и видел на Донце, близ устьев р. Калитвы, посол Василия III Коробов, ехавший в Азов в 1515 г., о чем доносил великому князю: «…а по выше, государь, Донца видели есмя перевоз, с Ногайския стороны на Крымскую сторону перевозилися как бы человек со сто, а того, государь, не ведаем, которые люди» [182]. Отряд этот на посольство, видимо, не обратил никакого внимания, так как видел в нем мирных русских людей, шедших из Москвы в Азов. Не то бы сделали крымцы или астраханцы, если бы они встретились в этих местах с посольством.
Из казацких общин, отстоявших свою независимость, на юге России остались лишь одни кубанские Черкасы. Они плотней придвинулись к горам и из неприступных ущелий с геройской отвагой в течение веков отражали сильного неприятеля, а иногда на легких ладьях выносились в море и громили берега Крыма и Турции и подобно своим запорожским собратьям в начале XVI в. сделались страшными для всего мусульманского мира на Азовском и Черном морях. Все усилия турок не могли сломить это гордое племя. Для защиты от нападений Черкас они построили по Кубани укрепления и содержали сильные сторожевые посты. Но несмотря на это, Черкасы пробирались даже на Дон и нередко появлялись под Азовом. Как и другие казацкие общины, Черкасы удержали до XVII и даже до XVIII вв. свою древнюю греческую веру и свой природный славяно-русский язык [183]. Из этих казацких общин долее других продержались хегатцы и жанинцы. По преданию, записанному В. А. Потто, всю местность и все разливы близ устьев Кубани занимало некогда хегатское племя, ближайшее к владениям крымских татар; к юго-востоку от них обитали жанинцы — сильный и страшный для соседей народ, выставлявший до 10 тыс. превосходных всадников. Хегатцы и жанинцы славились своею отвагою, гордым и независимым духом. В течение пятивековой борьбы с сильным врагом они частью погибли, а частью переселились, как сказано выше, на Днепр. Остатки их в семидесятых годах XVIII в. были истреблены чумою. Их древние сородичи запорожцы на том месте нашли лишь несколько бедных хижин, разбросанных по Кара-Кубанскому острову.
В 1865 г. наш отряд, прорубавший в девственном лесу просеку между Туапсе и Шахэ, в урочище Хан-Кучий, раньше населенном истребленным черкасским племенем ханучей, исповедывавшим христианскую веру, нашел на одном из старых гигантских дубов вырезанную древнеславянскими буквами надпись следующего содержания: «Здесь потеряна православная вера. Сын мой, возвратись в Русь, ибо ты отродье русское».
Это завещание отца сыну «возвратись в Русь» свидетельствует о том, что Русь Тмутараканская долго помнила свое родство с Русью Днепровской.
Кубанские Черкасы погибли; древнее их пепелище заняли Черкесы, народ смешанного типа, происшедший от метисации многих (более 30) разнородных племен, исповедывавших языческую, магометанскую и христианскую веру. Язык Черкесов также имеет много говоров и наречий, резко различающихся между собой. В состав этого народа в достаточной степени вошел и элемент славянский, собственно древнечеркасский, казацкий, что ясно сказывается как в антропологическом строении головы и всего тела жителей многих аулов, так и во внешнем облике их: в темно- и даже светло-русых волосах на голове и усах, серых глазах, в улыбке, звуках говора и проч. Но только язык и свою древнюю веру эти метисы в течение многих веков уже потеряли.
Историки последних трех столетий всегда смешивали названия Черкесы и Черкасы, по созвучии этих слов. Даже смешивают и теперь; но того не замечают, что название народа «черкасы», жившего по средней и нижней Кубани, очень древнее, известное еще в I и II вв. по Р.Х.; это коренное имя народа; кличка же «черкесы» — бранное, данное уже впоследствии этому народу персами и турками — серкеш и означающее «головорезы». Этой клички даже современные черкесские племена не признают и считают ее для себя обидной. Черкесы на своих наречиях себя называют то адыгэ, то идыге, ыдыгэ и проч., т. е. островитянами. Осетины же, по старой своей привычке, Черкесию и до сих пор называют «казакией», и они не ошибаются, потому что казаки-Черкасы есть древнейшие поселенцы этой местности. Днепровские Черкасы-запорожцы не даром в течение последних трех веков стремились переселиться с Днепра на Кубань, на старую родину своих предков, где была их древняя столица «Черкаса», отмеченная еще во II в. по Р.Х. географом Птолемеем.
Один из малороссийских историков Н. Маркевич говорит, не ссылаясь ни на какие данные, что старое черкасское казачество за несколько лет до разорения Руси татарами исчезло (куда и почему?); что знатные фамилии с княжескими семьями с Днепра удалились в Литву и вступили в родство с тамошними владетельными князьями, простой же народ остался под игом завоевателей; что лишь горсть удальцов укрылась на днепровских островах, защищенных непроходимыми тростниками, и в неприступных дебрях Полесья; что скитальцы эти приняли имя казаков и Черкасов и положили основание запорожскому войску и т. д. («История Малороссии», стр. 7). Странные и наивные рассуждения. Одному древнему и испытанному в боях войску почему-то, без всякой причины, нужно было исчезнуть, а другому из бесприютных скитальцев возникнуть под тем же именем, т. е. казаков, черкасов и даже хазар, как запорожцы себя называли при Ригельмане, в половине XVIII в. Черкасам (они же хазары-беловежцы) некуда и не для чего было исчезать. Они лишь укрылись на днепровских островах, которыми владели и раньше, а также в Полесье, отчего и получила свое название Беловежская пуща, т. е. от стана хазар-беловежцев, как и «Белые берега» в низовьях Днепра и Буга.