— Нет, спасибо, миссис Мюллет, — ответила я. — Я только что почистила зубы.
Это была ложь, но лучшая из тех, что я смогла придумать за секунду. Мой ответ был с оттенком мученичества, а также улучшил мой собственный имидж в плане личной гигиены. По пути обратно я прихватила из буфета бутылку с желтыми гранулами с наклейкой «Куриная эссенция Паддингтона» и из настенного канделябра в холле горсть эвкалиптовых листьев.
Наверху в лаборатории я взяла бутылку бикарбоната натрия, который мой дядя Тар своим паучьим каллиграфическим почерком подписал Sal aeratus, а также, в своей привычной тщательной манере, «Бикарб. натр.», чтобы отличать его от бикарбоната калия, который тоже иногда называют аэрированной солью. Бикарб. кал. более уместен в огнетушителях, чем в чьем-то животе.
Я знала такую штуку, как NаНСО 3 , которую поселяне именовали пищевой содой. Где-то я слышала, что сельские жители верили в силу хорошенькой порции щелочных солей для излечения самой сильной простуды.
В этом заключается глубокий химический смысл, рассудила я: если соли являются лекарством и куриный бульон — лекарство, представьте себе невероятную лечебную силу чашки шипучего куриного бульона! Она поразит умы. Я запатентую рецепт, это будет первый в мире антидот против простуды: «Микстура де Люс по рецепту Флавии»!
Я даже умудрилась выдавить из себя умеренно довольное хмыканье, отмеряя восемь унций питьевой воды в мензурку и ставя ее на огонь. Тем временем в закупоренной колбе я варила порванные на кусочки эвкалиптовые литья и наблюдала, как соломенного цвета капли масла начали собираться на конце дистилляционного змеевика.
Когда вода вовсю забурлила, я сняла мензурку с огня и дала ей несколько минут охладиться, потом положила туда две чайные ложки с горкой «Куриной эссенции Паддингтона» и столовую ложку старого доброго NaHCО 3 .
Я помешала жидкость как следует, и она запенилась, словно Везувий, над кромкой мензурки. Я зажала нос и залпом выпила половину варева.
Куриная шипучка! О Боже, спаси нас, подвизающихся на ниве экспериментальной химии!
Я откупорила колбу и вылила эвкалиптовую воду, листья и остальное в остатки желтого супа. Затем, сняв свитер и натянув его на голову как пароуловитель, я вдохнула камфарный дым эвкалиптово-куриного бульона, и где-то внутри головы я ощутила, что заложенные пазухи поднимают руки вверх и сдаются. Я сразу же почувствовала себя лучше.
В дверь резко постучали, и я чуть не подпрыгнула до потолка. Так редко в эту часть дома кто-нибудь заходил, что стук в дверь был настолько же неожиданным, насколько внезапные, леденящие кровь аккорды в фильме ужасов в тот момент, когда дверь распахивается перед галереей трупов. Я отодвинула засов, там был Доггер, комкающий шляпу, словно ирландская прачка. Я увидела, что у него очередной «эпизод».
Я протянула руку и прикоснулась к его ладоням, и они сразу же расслабились. Я заметила — хотя нечасто пользовалась этим знанием, — что иногда прикосновение может сказать больше, чем слова.
— Пароль? — спросила я, сцепив пальцы и положив руки на голову.
Пять с половиной секунд Доггер непонимающе смотрел, потом его стиснутые челюсти медленно расслабились и он почти улыбнулся. Как автомат, он переплел пальцы и повторил мой жест.
— Он вертится на кончике языка, — сказал он, запинаясь, потом добавил: — Вспомнил. Мышьяк.
— Смотри не проглоти его, — ответила я. — Это яд.
Явно приложив исключительную силу воли, Доггер заставил себя улыбнуться. Ритуал был соблюден должным образом.
— Входи, друг, — сказала я и широко распахнула дверь.
Доггер ступил внутрь и осмотрелся в изумлении, словно неожиданно перенесся в лабораторию алхимика в древнем Шумере. Он так давно не был в этой части дома, что забыл, как выглядит это помещение.
— Так много стекла, — с дрожью заметил он.
Я выдвинула старое виндзорское кресло Тара из-за стола, придерживая его, пока Доггер не уселся между деревянными подлокотниками.
— Сиди. Я приготовлю что-нибудь попить.
Я наполнила чистую колбу водой и поставила ее на сопло горелки Бунзена. Доггер изумленно смотрел, как горелка вспыхнула, когда я поднесла к ней спичку.
— Закипает, — сказала я. — Сейчас будет готово.
Большой плюс лабораторного стекла — то, что вода в нем вскипает со скоростью света. Я бросила в колбу столовую ложку черных листьев. Когда жидкость стала темно-красной, я протянула колбу Доггеру, скептически на нее посмотревшему.
— Все в порядке, — успокоила его я. — Это «Тетли».
Он осторожно пригубил чай, дуя на поверхность напитка, чтобы остудить его. Пока он пил, я вспомнила, что есть причина, по которой нами, англичанами, управляет скорее чай, чем Букингемский дворец или правительство его величества: помимо души заваривание чая — единственное, что отличает нас от обезьян, — по крайней мере так викарий сказал отцу, который сказал Фели, которая сказала Даффи, которая сказала мне.
— Спасибо, — поблагодарил Доггер. — Я чувствую себя лучше. Но я должен вам кое-что сказать, мисс Флавия.
Я присела на край стола, пытаясь выглядеть общительной.
— Излагай, — сказала я.
— Ну, — начал Доггер, — вы знаете, что бывают моменты, когда я иногда… то есть время от времени у меня случаются…
— Конечно, я знаю, Доггер, — сказала я. — Мы все знаем, не так ли?
Его глаза закатились, как у коровы в загоне на бойне.
— Я думаю, что мог кое-что сделать с кем-то. А теперь они пришли и арестовали за это полковника.
— Ты говоришь о Горации Бонепенни?
Раздался звон стекла — это Доггер уронил колбу на пол. Я выудила тряпку и непонятно зачем вытерла ему руки, которые были вполне сухими.
— Что вы знаете о Горации Бонепенни? — требовательно спросил он, схватив меня за запястье стальной хваткой. Если бы это не был Доггер, я бы испугалась.
— Я знаю о нем все, — ответила я, бережно пытаясь разжать его пальцы. — Я нашла информацию об этом деле в библиотеке. Поговорила с мисс Маунтджой, и прошлым вечером отец рассказал мне всю историю.
— Вы видели полковника де Люса прошлым вечером? В Хинли?
— Да, — ответила я. — Я поехала туда на велосипеде. Я же тебе сказала, что с ним все в порядке. Разве ты не помнишь?
— Нет, — сказал Доггер, качая головой. — Иногда я не могу вспомнить.
Могло ли это быть? Мог ли Доггер наткнуться на Горация Бонепенни где-то в доме или в огороде, сцепиться с ним и стать причиной его смерти? Это был несчастный случай? Или что-то большее?
— Расскажи мне, что произошло, — попросила я. — Расскажи мне все, что помнишь.
— Я спал, — сказал Доггер. — Услышал голоса — громкие голоса. Встал и пошел в кабинет полковника. Около двери кто-то стоял.