Гулкое дребезжание звонка хорошо было слышно за дверью, но никто не спешил открывать. Надежда выждала приличествующее случаю время и снова позвонила.
Никто не появился. Более того: упоминавшаяся хорошо развитая интуиция подсказывала ей, что никто и не появится, что в квартире попросту никого нет. Об этом, помимо интуиции, говорило полное отсутствие за дверью каких-либо скрипов или шорохов и особенная гулкость раскатывающегося за дверью звонка – такими гулкими бывают только пустующие комнаты и квартиры.
Решив не доверять своей интуиции и до конца проявить упорство, Надежда позвонила В. Муфлоновой, справедливо посчитав ее наименее чопорной и закомплексованной из жильцов квартиры. Не дождавшись ответа, она последовательно перебрала А.В. Твердохлебова, И.К. Нутриевича, Свиристицкого, А.Я. Гурфинкеля. Звонки раздавались в разных концах квартиры – резкие и глуховатые, требовательные и заискивающие, кокетливо-заливистые и деловито-сухие, – но никто на них не отзывался, ничьи шаги не раздавались в глубине квартиры.
Надежда устало прислонилась к косяку.
«Ну вот, – подумала она, – зря тащилась в такую даль. И поделом мне – говорят же, дурная голова ногам покою не дает. Прав муж: лезу вечно не в свое дело… Надо сидеть дома и обеды готовить… кстати, обеда-то сегодня у меня и нету. Саша придет с работы – чем я его накормлю? И кот голодный…»
Окончательно решив плюнуть на свое дилетантское расследование и вернуться к безнадежно запущенному домашнему очагу, Надежда напоследок подергала дверную ручку… И дверь послушно распахнулась.
Надежда удивленно уставилась на нее. Дверь вообще не была заперта.
Чувствуя себя авантюристкой, взломщицей, домушницей, серьезная на первый взгляд и не очень молодая женщина Надежда Николаевна Лебедева вошла в чужую квартиру и огляделась.
Большой полутемный коридор был почти пуст. На полу стояло только несколько картонных коробок из-под маргарина безо всякого содержимого, валялся один левый стоптанный ботинок сорок шестого размера и моток медного провода. Обои на стенах висели клочьями, и даже лампочка из болтавшегося под потолком электрического патрона была вывинчена.
Надежда догадалась, на каком витке исторического развития она попала в эту квартиру. Видимо, коммуналка была уже куплена кем-то и расселена, прежние жильцы разъехались по новым местам, вывезли вещи и даже не заперли за собой дверь. Но тогда здесь нет и того, кто ей нужен, того, кого она искала…
Но та же самая проклятая хорошо развитая интуиция, из-за которой Надежда уже столько раз влипала в самые разные неприятности – от мелких до очень серьезных, почти катастрофических, – эта интуиция заставила ее идти дальше.
Надежда медленно двинулась по коридору, останавливаясь на каждом шагу и оглядываясь по сторонам. Первая дверь, плотно прикрытая. Интуиция молчит. Вторая дверь, чуть приотворенная. Интуиция по-прежнему молчит, но Надежда на всякий случай потянула на себя ручку двери и заглянула в комнату.
Пустая комната, рваная косметичка и банка из-под пива на полу, на стене – прошлогодний календарь с рекламой парфюмерной фирмы и несколько темных прямоугольников на обоях в местах, где висели другие календари или репродукции. Наверняка здесь жила легкомысленная В. Муфлонова. Надежда закрыла дверь и двинулась дальше по коридору. Третья дверь оставила ее совершенно равнодушной, но перед четвертой сердце бешено заколотилось. Интуиция кричала, вопила, надрывалась: это здесь!
Надежда дернула ручку двери, и дверь медленно открылась. Конечно, тот, кто жил здесь, так был захвачен своей страстью, своим безумием, что ему было не до таких мелочей, как сломанный замок на двери. А в том, что он жил здесь, Надежда не сомневалась. Однако все же какие-то меры предосторожности жилец принял. Услышав странный звук, Надежда подняла голову и увидела подвешенный над дверью старый, позеленевший от времени колокол. Поскольку Надежда открыла дверь очень аккуратно, колокол едва звякнул. Но если распахнуть дверь рывком, то раздастся довольно громкий звон.
Комната была пропитана запахом безумия, запахом одержимости. На обоях, приколотые булавками, сплошным ковром развешаны фотографии. Одно и то же лицо, одна и та же девушка. Надежда никогда не видела ее, но под фотографиями были прикреплены афиши и газетная вырезка. «Софья Сухарева» – это имя было обведено красным фломастером, чтобы отличаться среди других участников ансамбля. Полудетское лицо, большие серые глаза… Вот она на сцене филармонии, прижимает скрипку к подбородку, смычок в высоко поднятой руке… Вот она идет по улице, зажав под мышкой скрипичный футляр… Вот стоит на пороге своего дома… Вот выходит из дверей консерватории… Вот бредет, устало ссутулившись по Театральной площади… Фотографии, фотографии… Вся стена была увешана ими.
Соня Сухарева! Та самая молодая скрипачка, с которой познакомился Андриан в филармонии совершенно случайно. А выходит, что не случайно.
Надежда почувствовала желание облокотиться на что-нибудь, потому что ноги ее не держали. Однако это было не от неуверенности, а от потрясения – уж очень большое впечатление производила стена фотографий. В душе же ее, наоборот, не было места сомнениям, вся обстановка комнаты говорила, что она на правильном пути.
Оторвавшись от фотографий, Надежда окинула взглядом комнату.
Узкая неудобная кушетка, пара обшарпанных стульев, старая, грубо сколоченная табуретка – обстановка комнаты была более чем скудной. Только довольно приличный магнитофон на полу немного выбивался из общего спартанского стиля.
Рядом с магнитофоном стоял деревянный сундучок. Крышка потемнела от времени, но чувствовалось, что сундучок еще крепок. Старинная вещь, хоть и не очень ценная. Надежда наклонилась и открыла крышку. Внутри лежала стопка толстых тетрадей в клеенчатых разноцветных переплетах и несколько магнитофонных кассет. Надежда наскоро перебрала все и не нашла в сундучке больше ничего. Внизу лежал плотный лист бумаги, который оказался рекламным проспектом. «Яхт-клуб» – было напечатано голубым по белому, а вдали виднелись яхты, плывущие под парусами, и море – все в барашках. Дальше шла традиционная надпись «Добро пожаловать!» и внизу мелким шрифтом адрес. Плакат был старый, десятилетней давности, и использовался хозяином, чтобы прикрывать дно сундучка, здорово изъеденное древоточицей.
Надежда взяла наугад тетрадь, раскрыла ее и прочитала:
«Это было ранней весной, в начале марта. Только воробьи почувствовали уже приход весны и галдели как ненормальные. Я поднимался я санками в руке на деревянную горку и вдруг увидел Ее…»
С трудом я дождался утра. Когда наступило приличное для звонков время, набрал Сонин телефон.
И трубку мгновенно сняли.
– Соня! – чуть не закричал я. – С тобой все в порядке?
– Кто это говорит? – прозвучал в трубке немолодой и очень встревоженный женский голос.
– Это Андриан, Сонин друг, – ответил я. – А где Соня?