Эрагон. Наследие | Страница: 160

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И через мгновение она почувствовала, как чье-то сознание проникает в нее и касается ее мыслей; и сразу поняла: это не он! Это и не мог бы быть он.

Разгневанная обманом и утратой той жизни, которая у нее могла бы быть, она вырвала у Муртага свою правую руку, схватила его кинжал и вонзила ему в бок. И громко закричала:

— Жил в Эльхариме человек желтоглазый. Меня он учил, что слухи — это проказа…

Муртаг смотрел на нее с каким-то странно-равнодушным выражением лица, а потом вдруг взял и растаял в воздухе. И все вокруг нее — эта решетка, увитая вьюнками, сам двор, их сельский дом, эти холмы и виноградники — тоже исчезло, и она обнаружила, что плывет в некой пустоте, где нет ни света, ни звуков. Она попыталась продолжить свой спасительный стишок, но из уст ее не исходило ни звука. Она не могла расслышать даже биение собственного сердца.

А потом окружавшая ее тьма как-то странно исказилась, и она… ,


Споткнувшись, она упала на четвереньки. Острые каменные осколки впились в ладони. Моргая непривыкшими к свету глазами, она поднялась на ноги и огляделась.

Дымка окутывала ее со всех сторон. Ленты дыма тянулись над каким-то выжженным полем, очень похожим на Пылающие Равнины. Насуада снова была в своей старой рваной рубашке и босиком.

Вдруг у нее за спиной раздался рев, и она резко обернулась. И увидела мчащегося прямо на нее двенадцатифутового кулла, который размахивал своей кованой дубинкой, размером, наверное, с нее, Насуаду. Слева от нее еще кто-то взревел, и она увидела еще одного кулла и с ним четверых ургалов, поменьше. Затем из белесой дымки вынырнули еще две фигуры, горбатые, закутанные в плащи, и тоже метнулись к ней, что-то вереща и размахивая странными, сделанными в форме листьев деревьев мечами. И хотя Насуада никогда не видела раньше подобных существ, она сразу поняла: это раззаки.

И снова рассмеялась. Ну, теперь Гальбаторикс пытается ее попросту наказать.

Не обращая внимания на приближающихся к ней врагов — которых, как она знала, ей никогда не удастся убить, как не удастся и уйти от них, — она села на землю, скрестив ноги, и принялась напевать одну старинную песенку, которую выучила у гномов.

Первоначальные попытки Гальбаторикса обмануть ее вполне могли бы стать и удачными, могли бы совершенно запутать ее, если бы Муртаг заранее не предупредил ее. Чтобы сохранить в тайне то, что Муртаг помог ей, она сперва притворилась, будто ничего не понимает, когда Гальбаторикс начал манипулировать ее восприятием реальной действительности; но, независимо от того, что она видела или чувствовала, она не желала, чтобы он обманом заставил бы ее думать о тех вещах, о которых ей думать было нельзя, или же, что было бы еще хуже, заставил бы ее принести ему клятву верности. Ей не всегда удавалось ему сопротивляться, но она продолжала упорно придерживаться придуманных ею самой ритуалов и с их помощью все-таки ухитрялась противостоять действиям Гальбаторикса.

Первой иллюзией оказалась женщина по имени Риала, которая, как и Насуада, стала узницей зала Ясновидящей. Риала рассказала ей, что тайно обручилась с одним из шпионов варденов в Урубаене и как раз несла ему записку, когда ее выследили и схватили. Потом — Насуаде показалось, что продолжалось это никак не меньше недели — эта Риала попыталась втереться в доверие к Насуаде и окольными путями убедить ее, что военная кампания варденов безнадежно проиграна, что их борьба с Гальбаториксом не имеет смысла и самое правильное — это подчиниться его власти.

Сперва Насуада не поняла, что и сама по себе эта Риала — всего лишь иллюзия. Она решила, что это Гальбаторикс заставил эту женщину лгать, что он изменил ее внешность, что он, возможно, играет ее чувствами, чтобы те аргументы, которыми она пользуется в разговорах с Насуадой, звучали более убедительно.

Но прошло несколько дней, и Муртаг в зале Ясновидящей ни разу не появился, не попытался установить с нею и мысленную связь, и Насуада начала опасаться, что он ее попросту бросил, оставил одну в цепких лапах Гальбаторикса. Эта мысль причинила ей куда больше боли и горя, чем ей хотелось бы в этом себе признаться, и она все сильнее тревожилась.

А потом начала размышлять: странно, почему Гальбаторикс целую неделю тоже у нее не появляется? Почему он больше не подвергает ее пыткам? А что, если действителъно прошла уже целая неделя, и две армии — варденов и эльфов — предприняли попытку взять Урубаен? Но если бы это действительно произошло, то Гальбаторикс наверняка упомянул бы об этом, хотя бы из хвастовства. И потом, эта Риала начала вести себя как-то странно, у нее появлялись какие-то необъяснимые провалы в памяти, да и Гальбаторикс по-прежнему не появлялся, а Муртаг продолжал молчать и не пытался установить с нею мысленную связь — Насуада не могла поверить, что он осмелится нарушить данное ей честное слово. Все это — хоть и казалось в высшей степени необычным — постепенно привело ее к мысли, что Риала — всего лишь призрак, видение, а со времени последнего визита Муртага прошло совсем немного времени, а вовсе не неделя.

Более всего Насуаду потрясло то, что Гальбаторикс оказался способен изменять ее представления о времени. Это казалось ей особенно отвратительным. Она и так отчасти утратила ощущение времени, будучи в заключении, но в целом все же примерно представляла себе, сколько дней или часов прошло. Утратить это ощущение, заблудиться в потоке времени означало бы для нее безусловное усиление власти Гальбаторикса, который мог по собственной воле либо продлевать прожитые ею часы и дни, либо сокращать их.

И все же Насуада по-прежнему была твердо намерена сопротивляться его попыткам подчинить ее своей воле. Сколько бы времени она ни провела уже в этом зале Ясновидящей! Сколько бы лет ни пришлось терпеть эти мучения! Ничего, она вытерпит и сто лет!

Когда на нее не подействовали настойчивые нашептывания Риалы — на самом деле Насуада в итоге даже обвинила эту особу в трусости и предательстве, — Риалу убрали, и Гальбаторикс перешел к новым хитростям, пытаясь обмануть свою упрямую пленницу.

Теперь его уловки становились все более изощренными, но ни одна из этих невообразимых уловок не нарушала законов разумного и ни одна не вступала в противоречие с тем, что он уже показал ей, ибо он все еще пытался держать ее в неведении относительно своих действий.

Усилия Гальбаторикса достигли наивысшей точки, когда он якобы переместил Насуаду в какой-то донжон, где она увидела Эрагона и Сапфиру, прикованными цепями, и самого Гальбаторикса, который грозил убить Эрагона, если она, Насуада, не принесет ему клятву верности. Когда же она опять отказалась это сделать, чем явно его разозлила и, как ей показалось, удивила, Эрагон вдруг выкрикнул какое-то заклинание и каким-то образом освободил их после короткого поединка с Гальбаториксом (тот трусливо бежал, что показалось Насуаде в высшей степени сомнительным), и они с Эрагоном верхом на Сапфире полетели прочь.

Все эти видения были весьма мучительными. Они возбуждали ее и искушали желанием узнать, чем же закончится случившееся с нею, но к этому времени она уже почувствовала, что, пожалуй, заигралась с Гальбаториксом в придуманные им игры. Так что уцепилась за первое же несоответствие, которое ей удалось заметить — за необычную форму чешуи вокруг глаз Сапфиры, — и воспользовалась этим для того, чтобы стряхнуть с себя наваждение и полностью осознать, что все это ей только кажется.