— Ты обещал, что не будешь лгать мне, пока я нахожусь в зале Ясновидящей! — крикнула она куда-то в воздух. — Или и это тоже было всего лишь ложью, клятвопреступник?
Гнев Гальбаторикса по поводу того, что она раскрыла его обман, был поистине неописуем; он рычал, как гигантский дракон, и, отбросив всякую обходительность, в течение нескольких дней подвергал ее зверским пыткам.
Но видения прекратились. Муртаг сразу же установил с ней мысленную связь, желая предупредить ее, что она может доверять собственным чувствам. И Насуада невероятно обрадовалась соприкосновению их мыслей.
А ночью Муртаг пришел в зал Ясновидящей, и они несколько часов проговорили. Он сообщил Насуаде об успехах варденов — они находились уже на подступах к столице — и о подготовке Империи к войне, а потом сказал, что у него, похоже, появилась возможность освободить ее. Когда же она потребовала объяснить более подробно, он отказался это сделать, сказав:
— Мне нужно еще день или два, чтобы проверить, сработает ли мой план. Но такая возможность действительно есть, можешь не сомневаться.
И Насуада поверила, чувствуя его искреннее желание помочь ей. Она была очень благодарна ему за заботу, за то, что он не давал ей почувствовать себя совершенно одинокой. Даже если ей и не удастся бежать, она все равно никогда этого не забудет!
Она рассказала Муртагу о тех видениях, которые вызывал у нее Гальбаторикс, и о том, с помощью чего ей удалось оказать ему сопротивление. Муртаг посмеялся и сказал:
— Ты доказала, что гораздо сильнее, чем он рассчитывал. Давно уже никто столь успешно не давал ему сдачи! Я-то уж точно нет… Честно говоря, в иллюзиях я смыслю мало, но знаю, что правдоподобные иллюзии создавать невероятно сложно. Любой умелый маг может запросто создать ощущение, будто ты плывешь в облаках, что тебе холодно или жарко, что прямо перед тобой вдруг вырос прекрасный цветок, но все это фокусы, более или менее сложные вещи. Однако и создание такой иллюзии требует значительной концентрации внимания и сил. Если хоть немного отвлечешься, то у цветка может оказаться четыре лепестка, а не десять. Или он может совсем исчезнуть. Детали — вот что труднее всего воспроизвести. Природа полна бесконечного множества деталей, и наш разум зачастую не способен запомнить их все. И если тебе покажется, что ты видишь нечто не совсем реальное, присмотрись повнимательней — особенно к тем местам, где находятся швы нашего привычного мира. Там заклинатели чаще всего оставляют всякие мелочи без внимания либо по забывчивости, либо по незнанию, либо просто желая сэкономить силы.
— Но если даже создать обычные иллюзии так сложно, то как же Гальбаториксу удавалось меня обманывать?
— Он использует Элдунари.
— Все сразу?
Муртаг кивнул.
— Они обеспечивают его необходимой энергией и знаниями деталей. А он может распоряжаться ими, как ему самому заблагорассудится.
— Значит, те вещи, которые я видела, основаны на воспоминаниях драконов? — спросила Насуада, испытывая даже некоторую робость.
— Да, — сказал Муртаг, — драконов и их Всадников.
На следующее утро Муртаг разбудил Насуаду коротким мысленным толчком, предупреждая, что Гальбаторикс намерен снова попытаться ввести ее в заблуждение. После этого всевозможные фантомы и иллюзии весь день буквально преследовали Насуаду, но к вечеру она заметила, что видения — за небольшим, но заметным исключением, вроде их с Муртагом жизни в каком-то поместье, — становятся все более путаными и упрощенными, словно сам Гальбаторикс и его ручные Элдунари начинают уставать.
Она снова видела, как сидит на холме, созерцая какую-то пустынную равнину и напевая старинную песенку гномов, а к ней со всех сторон подкрадываются куллы, ургалы и раззаки. В итоге они вроде бы даже ее схватили и стали мучить — во всяком случае, у нее возникло ощущение, словно ее жестоко бьют и режут ножами, она даже вскрикивала порой, не в силах терпеть эту боль, но ни разу ей даже в голову не пришло сдаться на милость Гальбаторикса.
Затем холмистая равнина исчезла — вместе со всеми мучениями Насуады, — и она тут же вновь напомнила себе: «Это мне только кажется. Я не поддамся на этот обман. Я не животное, я сильнее, чем моя слабая плоть».
Теперь она оказалась в темной пещере, освещенной мерцанием каких-то зеленоватых грибов. Где-то рядом, за рядами сталагмитов, слышалось фырканье и шаги какого-то крупного существа, а потом Насуада почувствовала на затылке теплое дыхание этой твари; в нос ударил отвратительный запах падальщика.
И тогда она снова начала смеяться и продолжала смеяться, когда Гальбаторикс начал вызывать у нее одно ужасное видение за другим, словно пытаясь найти некое оптимальное сочетание боли и страха, которое поможет ему сломить эту упрямицу. Насуада смеялась, твердо зная, что ее воля сильнее, что созданные его воображением образы и обстоятельства не в силах сломить ее. Она теперь была уверена, что может рассчитывать на помощь Муртага и, если он, ее друг и союзник, будет с нею рядом, ей нипочем любые кошмарные видения, созданные Гальбаториксом.
Эрагон неожиданно поскользнулся в жидкой грязи, подвернул ногу и неуклюже, боком, упал прямо в мокрую траву. Он поморщился от боли — наверняка на бедре будет здоровенный синяк — и выругался: «Барзул!» Потом осторожно поднялся с земли.
«Еще хорошо, что я на Брисингр не приземлился», — подумал он, счищая со штанов грязь.
Настроенный весьма мрачно, он двинулся дальше, к тому разрушенному зданию, где они решили устроиться на ночлег, надеясь, что там будет безопаснее, чем в лесу.
Пробираясь в густой траве, Эрагон вспугнул несколько лягушек-быков, которые тут же попытались спрятаться или, совершая крупные прыжки, удрать от него подальше. Здешние лягушки-быки тоже были достаточно странными: у каждой в центре лба, над красными глазками, торчал некий выступ, похожий на рог и переходящий в гибкий стебель, больше всего напоминающий удочку рыболова, на конце которого висел маленький мясистый орган, ночью испускавший белый или желтый свет. Этот свет позволял лягушкам-быкам подманивать сотни летучих насекомых, которых они ловили своим длинным языком; в результате благодаря такой доступности пищи лягушки вырастали до невероятных размеров. Он видел особей величиной с голову медведя — это были огромные мясистые комки плоти с вытаращенными глазами и широченными ртами в две его ладони длиной.
Эти лягушки напомнили Эрагону о травнице Анжеле, и он вдруг пожалел, что они не взяли ее с собой на остров Врёнгард. «Если кто-нибудь и мог бы назвать нам с Сапфирой наши истинные имена, так, по-моему, только Анжела», — думал он. По какой-то причине ему всегда казалось, будто Анжела видит его насквозь, знает о нем все, понимает каждую его мысль и каждый поступок. Обычно это было не слишком приятное ощущение, но сейчас Эрагон был бы рад, если бы Анжела здесь появилась.
Они с Сапфирой решили поверить Солембуму и провести на Врёнгарде еще дня три, а за это время попытаться выяснить свои истинные имена. Глаэдр предоставил им самим решить этот вопрос. Он сказал лишь: