Как только Торн достиг нужной высоты, он резко развернулся и ринулся вниз, прямо на Сапфиру; из его разинутой пасти вырывались языки пламени.
Огня она, разумеется, не боялась — и потом, магическая защита, установленная Эрагоном, должна была заслонить ее от излишнего жара, — а вот огромный вес Торна и его физическая мощь вполне могли быть опасны, ибо способны довольно быстро истощить силу любых защитных заклятий. На всякий случай Сапфира присела, плотно прижавшись к крыше храма, и, вывернув шею, попыталась цапнуть Торна за бледное брюхо.
Целый вихрь огненных языков окутал ее с грохотом и ревом, точно гигантский водопад. Пламя было таким ярким, что она инстинктивно прикрыла глаза внутренним веком — точно так же она поступала и под водой, — и теперь свет уже не казался столь слепящим.
Вскоре языки пламени опали, и Торн снова стремительно пронесся у нее над головой, острым концом своего толстого, способного мгновенно переломать любому живому существу ребра хвоста прочертив кровавую полосу по мембране ее правого крыла. Но кровотечение было не особенно сильным, и Сапфира решила, что эта царапина вряд ли особенно затруднит полет, хотя больно было изрядно.
Торн снова ринулся на нее с высоты, стараясь заставить ее подняться над крышей, но она двигаться не желала, и после нескольких попыток он устал ее провоцировать, приземлился по ту сторону крыши, раскинув над пещерой черного сорокопута свои гигантские крылья, чтобы лучше сохранять равновесие.
Все здание храма содрогнулось, когда Торн плюхнулся на крышу; от сотрясения разбились многие прекрасные витражи, и теперь цветные стекла, похожие на самоцветы, со звоном осыпались на землю. Теперь Торн был значительно крупнее Сапфиры благодаря магическим ухищрениям этого негодяя Гальбаторикса, этого преступника, уничтожившего столько драконьих яиц. Но ее величина Торна ничуть не смущала. Она была куда опытней Торна, и потом, ее учителем был сам Глаэдр, рядом с которым этот Торн — все равно что жалкая ящерица. Да и вряд ли Торн осмелился бы убить ее… во всяком случае, она была почти уверена, что ему-mo совсем этого не хочется.
Красный дракон оскалился и шагнул к ней, царапая острыми когтями черепицу. Она в ответ тоже оскалилась и немного отступила назад, пока не почувствовала, что уперлась хвостом в один из шпилей. Они торчали над этой пещерой, точно колючки дикобраза.
Кончик хвоста Торна сердито подергивался, и Сапфира понимала, что он сейчас на нее прыгнет.
Она с силой втянула воздух и выдохнула ему в морду струю мерцающего синего пламени, понимая, что в данный момент самое главное — не дать Торну и Муртагу понять, что на спине у нее, Сапфиры, вовсе не Эрагон. А для этого ей нужно было либо держаться как можно дальше от Торна, чтобы Муртаг не смог прочесть мысли этого эльфа в волчьем обличье, принявшего облик Эрагона, либо совершать стремительные и частые атакующие броски, причем достаточно свирепые, чтобы у Муртага просто времени не было, чтобы читать чьи-то мысли. Хотя Муртаг, конечно, ко всему привык и, наверное, мог бы читать чужие мысли, даже если Торн начнет в воздухе переворачиваться вверх тормашками. С другой стороны, сейчас они оба — и она, и Торн — находились совсем близко от земли, а это было Сапфире на руку, если она пойдет в атаку. А она всегда предпочитала атаковать, всегда!
— Это что, самое лучшее, на что ты способна? — крикнул Муртаг, и его невероятно громкий голос, усиленный с помощью магии, донесся откуда-то из облака крутящегося огня.
Как только последний язык пламени погас у нее в пасти, Сапфира прыгнула на Торна, ударив его точно в центр груди. Шеи драконов переплелись; они били друг друга головой, и каждый старался первым вонзить клыки в горло соперника. Однако Торн, не удержавшись на крыше храма, сорвался с нее, судорожно хлопая крыльями, и упал на землю, увлекая за собой Сапфиру.
Они грохнулись с такой силой, что раскололись каменные плиты на мостовой, а по стенам соседних домов пошли трещины. Что-то хрустнуло в левом плечевом суставе Торна, а спина его как-то неестественно выгнулась дугой, и только магия Муртага не дала ему грохнуться на землю плашмя, всей тушей.
Сапфире было слышно, как ругается Муртаг, отчасти придавленный Торном, и она решила, что лучше всего было бы поскорей убраться отсюда, пока этот двуногий круглоухий маг со злости не начал сыпать всякими заклинаниями.
«Пусть пока друг с другом разбираются», — решила Сапфира, вполне довольная собой, и выпустила мощный язык пламени, который тут же принялся с жадностью пожирать деревянные домишки.
Вернувшись на крышу этой проклятой пещеры черного сорокопута, Сапфира запустила когти под черепицу и принялась раздирать крышу храма точно таким же образом, как некогда крышу замка Дурзы в Гилиде. Только теперь она, Сапфира, стала гораздо крупнее и гораздо сильнее, так что каменные плиты были для нее все равно что речная галька для Эрагона. Эти ошалевшие от крови жрецы, которые кому-то там поклонялись в своей гнусной пещере сорокопута, нанесли ранения ее сердечному другу Эрагону и осмелились мучить Арью, сестру драконов по крови, и травницу Анжелу, юную лицом, но старую душой, и кота-оборотня по имени Солембум — у него, впрочем, имелось немало и других имен; и потом эти жрецы убили славного эльфа Вирдена! За все это Сапфира была намерена отомстить и в щепы разнести проклятую пещеру черного сорокопута!
За несколько секунд ей удалось проделать в кровле храма огромную дыру, и она выпустила внутрь струю разящего пламени, а затем, вцепившись когтями в бронзовые трубы органа, выдернула их из стены и швырнула вниз, на каменные скамьи.
Торн взревел, взлетая прямо с улицы, и завис над пещерой черного сорокопута, тяжело хлопая крыльями и стараясь удержаться на месте. На фоне сплошной стены огня он был виден только как бесформенный черный силуэт, и лишь егЧ) полупрозрачные крылья слегка отливали оранжевым и ярко-алым в отблесках пылавшего внизу пожара.
Вдруг Торн ринулся на Сапфиру, выставив вперед свои чудовищные когти. Она ждала до самого последнего момента, а потом резко отпрыгнула в сторону и бросилась с крыши вниз. Торн, естественно, свернуть не успел и врезался башкой прямо в центральный шпиль собора. Каменный шпиль высотой в четыреста футов содрогнулся, а его верхушка — прихотливо украшенная золоченая пика — согнулась и рухнула на площадь.
Взревев от огорчения, Торн попытался выправить полет, но тщетно: его задняя часть угодила прямо в дыру, которую проделала в крыше храма Сапфира, и он судорожно царапал когтями по черепице, пытаясь выбраться.
А Сапфира тем временем перелетела на фронтон храма, устроилась по другую сторону шпиля, в который Торн только что врезался, и, собравшись с силами, ударила по шпилю правой передней лапой.
Статуи и резные изображения зашатались и потрескались; тучи пыли окутали Сапфиру, забивая ей ноздри; осколки камней и куски штукатурки дождем посыпались на площадь. Но шпиль держался, и она ударила снова.
Рев Торна приобрел истерический оттенок, когда он догадался, что задумала Сапфира. Он еще яростней завозился, пытаясь выбраться из дыры.