Мать посмотрела на Лили:
— А как ты думаешь, может, у них правила другие? И поэтому они просто не знают, какие правила на вашей площадке?
— Наверное, — пожала плечами Лили.
— А вы разве не посещали другие коммуны? — спросил Джонас. — Моя группа часто это делала.
Лили кивнула:
— Да, когда мы были Шестилетними, мы провели целый школьный день с группой Шестилетних из другой коммуны.
— И как ты себя там чувствовала?
Лили нахмурилась:
— Мне было неуютно. У них другая система. Они уже освоили учебный материал, которого у нас не было, и мы чувствовали себя глупыми.
Отец слушал Лили очень внимательно.
— Я все думаю про мальчика, который не следовал правилам. Может, и ему было неуютно, может, и он чувствовал себя глупо? Ведь он тоже был в незнакомом месте с непривычными правилами. Как ты думаешь, Лили?
Лили обдумала его слова.
— Да, — сказала она наконец.
— А мне его даже жалко, — сказал Джонас. — Хоть я его и не видел. Мне было бы жаль любого, кто оказался там, где ему неуютно и он чувствует себя глупо.
— Что ты чувствуешь сейчас, Лили? — спросил Отец. — Все еще злишься?
— По-моему, нет, — решила Лили. — По-моему, мне тоже его жалко. И я жалею, что сжала руку в кулак, — сказала Лили. И улыбнулась.
Джонас улыбнулся в ответ. Лилины чувства всегда такие ясные, простые, с ними легко разобраться. Он подумал, что, наверное, когда он был Семилетним, его чувства были такими же.
Он вежливо, но не слишком внимательно слушал, что рассказывает Отец. Тот говорил о чувстве, которое беспокоило его сегодня на работе: он волновался за одного из Младенцев. Отец Джонаса был Воспитателем. Воспитатели должны были заниматься всеми эмоциональными и физическими потребностями детей в первые годы жизни. Джонас понимал, что это очень важная работа, но она его не слишком интересовала.
— Какого он пола? — спросила Лили.
— Мужского, — сказал Отец. — Очень милый ребенок мужского пола со славным характером. Но он растет медленнее, чем положено, и плохо спит. Мы держим его в отделе дополнительного ухода, но в Комитете уже поговаривают о том, чтобы его удалить.
— Ох, — вздохнула Мать. — Представляю, как тебе тяжело.
Джонас и Лили сочувственно покивали. Удаление детей всегда было печальным событием, ведь они еще не успели насладиться жизнью в коммуне. И они не сделали ничего плохого.
Удаление не было наказанием только в двух случаях — если дело касалось Старых и Младенцев. Удаление Старых отмечалось как праздник полно и хорошо прожитой жизни, а вот Удаление новорожденных сопровождалось чувствами бессилия и грусти. Особенно тяжело приходилось Воспитателям, которым казалось, что в случившемся есть их вина. Впрочем, детей удаляли очень редко.
— Но я пока не сдаюсь, — сказал Отец. — Я собираюсь попросить у Комитета разрешения приносить его на ночь домой, если вы, конечно, не против. Вы же знаете, как работают Ночные Воспитатели. Я думаю, этот малыш нуждается в чем-то большем.
— Конечно, — сказала Мать.
Джонас и Лили кивнули. Отец уже жаловался им на Ночных Воспитателей. Работа Ночных Воспитателей не считалась важной, на нее назначали людей, которым не хватало знаний, способностей, умения для более ответственной дневной деятельности. Большинству ночных работников даже не подбирали супругов, так как они не обладали элементарным навыком общения, что совершенно необходимо для создания Семейной Ячейки.
— Может быть, мы даже сможем его оставить у себя, — прощебетала Лили.
Она, конечно, дурачилась, все это прекрасно понимали.
— Лили, — с улыбкой сказала Мать, — ты же знаешь Правила.
Двое детей — один женского, один мужского пола — каждой Семейной Ячейке, гласили Правила.
Лили хихикнула.
— Я подумала, а вдруг один раз можно?
Следующей о своих чувствах рассказывала Мать, которая работала в Департаменте Юстиции. Сегодня к ней привели рецидивиста, человека, который уже нарушал правила. Она считала, что, строго и справедливо наказанный, он снова обрел свое место в коммуне: работу, дом, Семейную Ячейку. Увидев его во второй раз, она рассердилась. Ей было обидно и даже немного стыдно, что она не смогла изменить его жизнь.
— И еще я почувствовала страх за него, — призналась Мать. — Вы же знаете, третьего шанса нет. Правила гласят, что третье нарушение влечет за собой Удаление.
Джонас вздрогнул. Он знал, что так бывает. У него в группе есть мальчик, чей Отец был удален много лет назад. Но никто никогда не говорит об этом, такой это позор. От одной мысли становится не по себе.
Лили подошла к Матери и положила руку ей на плечо. Не вставая с места, Отец взял ее за руку. Джонас — за другую. Каждый произнес слова ободрения. Вскоре Мать улыбнулась, поблагодарила их и сказала, что ей гораздо лучше. Ритуал продолжался.
— Ну а ты, Джонас? — спросил Отец. — Ты сегодня последний.
Джонас вздохнул. Сегодня он бы рад и вовсе не рассказывать о своих чувствах. Но это, конечно, против Правил.
— Мне тревожно, — признался он, радуясь, что в конце концов нашел правильно описывающее его чувства слово.
— Почему, сын? — Отец выглядел обеспокоенным.
— Я знаю, что на самом деле волноваться не о чем, — объяснил Джонас, — и что каждый взрослый через это прошел. И вы тоже. Но Церемония все равно меня тревожит. Ведь уже почти декабрь.
Лили широко раскрыла глаза.
— Церемония Двенадцатилетних, — прошептала она благоговейно.
Даже самые маленькие дети — как Лили и младше — знали, что ожидает в будущем каждого из них.
— Я рад, что ты поделился с нами своими чувствами, — сказал Отец.
— Лили, — позвала девочку Мать. — Тебе пора идти надевать пижаму. А мы с Отцом останемся и побеседуем с Джонасом.
Лили скривилась, но послушно встала из-за стола.
— Без меня? — спросила она.
— Да, это будет отдельная беседа только с Джонасом, — ответила Мать.
Джонас смотрел, как Отец наливает себе кофе. Он ждал.
— В детстве, — сказал Отец, — каждый декабрь был для меня событием. Как и для вас с Лили. Декабрь приносит столько нового!
Джонас кивнул. Он помнил декабри с тех пор, как стал Четырехлетним. Те, что были раньше, стерлись из памяти, хотя он, конечно, присутствовал на всех Церемониях. Он прекрасно помнил Лилины первые декабри. Особенно декабрь, когда их Семейная Ячейка получила Лили — на той Церемонии она была названа и стала Годовалой.
Церемония Годовалых — всегда шумная и веселая. Каждый декабрь Младенцы, рожденные в течение года, становятся Годовалыми. По очереди — детей ровно пятьдесят, если никого не удалили, — их выносят на сцену Воспитатели, которые заботились о них с рождения. Некоторые идут сами, еще неуверенно держась на ногах, а совсем маленькие лежат на руках у Воспитателей.