Возникла неловкая пауза. Гамаюнов держал себя очень нахально, и в нем почти ничего не осталось от того человека, с которым я сегодня летела в самолете, ехала в машине и который потом, в порностудии, ныл о своих потерянных деньгах. Теперь перед нами стоял абсолютно незнакомый человек — жесткий, безжалостный.
— Предупреждаю, я вооружен и стреляю не хуже вашего.
Твердовский шагнул вперед. Смело и решительно. Будто бросался грудью на амбразуру. По существу, оно где-то так и было.
— Чего ты хочешь? — спросил он бывшего приятеля.
Мне показалось, что Альберт был пьян. И от этого непонятность нашего с Викторией положения только удесятерялась. Я судорожно начала перебирать в голове варианты развития ситуации, в которой мне предстояло теперь действовать, потому что я знать не знала ни намерений самого Твердовского, ни его бывшего подельника. Пока решила просто: «Если что, закрываю Викторию корпусом, выбиваю дверь и выталкиваю ее в коридор. Дальше буду действовать по обстоятельствам. Насколько сил и здоровья хватит».
— Так чего ты хочешь? — повторил Юрий.
— Все, — честно и откровенно ответил Гамаюнов. — Все деньги, которые причитались нам с тобой. Я не виноват, что ты увлекся и просрал свою долю. Дай хоть мне заработать. Мне нужны деньги. Если я их не получу, Юрок, можешь считать, что ты — труп.
Я поняла, что мужчины примеряются друг к другу в намерении ударить чем-нибудь побольней. В отношениях между ними все стало предельно ясно. Теперь Гамаюнов чувствовал себя полноправным хозяином положения и не скрывал своего отвращения к Твердовскому. Мне показалось, что он даже не хотел с ним говорить, а только и ждал минуты, когда в разговор вступлю я. Но я решила пока не проявлять своего мнения ни при каких обстоятельствах. Буду делать то, что менее всего выгодно и тому и другому.
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался Юрий. — Что я должен реально сделать для тебя? Объясни мне.
— Сколько было обещано нам за эту аферу? — для начала спросил Альберт. — Ну-ка, припомни?
— Много, — уклончиво ответил Твердовский, чтобы не обострять ситуацию в целом.
— Я виноват, что ты увлекся?
— Нет, это моя вина.
— Мы с тобой договаривались как мужики не оставлять друг друга в беде?
Гамаюнов все больше и больше напирал. Твердовский вздохнул.
— Был и такой разговор.
— А ты разве не знал, что поступил так, что теперь нам не заплатят?
— Знал.
— Если я не получу этих денег, можешь считать себя трупом… Прямо тебе говорю. И уже не в первый раз.
Гамаюнов говорил с ним тем языком и теми интонациями, которые были заведены между ними. Но я почувствовала, что он берет на себя не свою роль в их тандеме и от этого слегка побаивается Твердовского.
Юрий еле заметно двинулся вперед, к Гамаюнову, но недавний подельник заметил это.
— Стой где стоишь. Я выстрелю, Юрок. Без шуток.
— Откуда у тебя ствол, Альберт? — иронично спросил Юрий.
— Зотов любезно дал мне один пистолет. Он ждет тебя с нетерпением. На случай, если ты не послушаешься меня.
— Ты же еще ничего не сказал? — презрительно бросил Твердовский.
— Не сказал? — криво усмехнулся Гамаюнов, пристраивая во рту сигарету. — Что ж, скажу. Он ждет тебя, Юрок. И мы привезем с тобой Зотову этих двух рыбок. Все будет так, как мы и намеревались с тобой сделать. Изначально…
— А что же с ними сделают? — спросил Твердовский.
— Не знаю. — Гамаюнов выпустил в потолок густую струю дыма. — Даже если они пойдут на запчасти, мне все равно. Вику на пленку, Женю на мыло. Деньги в коробочку… В мою.
Он терпеливо ждал, когда в Твердовском проснется преступник, алчущий выгоды, наживы. Спорить с Альбертом и взывать к его совести было бесполезно. Сейчас перед нами возник очень гаденький, глубоко равнодушный ко всему человечеству тип, который ни за что в жизни не раскаялся бы в учиняемой им гнусности. Такого нужно было убить. Но как?
Твердовский молчал. Он думал. Я чувствовала, какая мощная внутренняя борьба совершается в нем. Как укрепляется изначально абстрактное, но теперь все более и более очевидное для него желание не вставать на гибельный путь. Я видела, как снова и снова Твердовского одолевало искушение плюнуть на все и пойти за деньгами, но все же он решил стоять на прежней позиции и оберегать свою избранницу по мере сил.
Оказывается, никакого твердого решения на этот счет он, по сути, еще и не имел, а только сейчас, прямо на моих глазах, становился верен своему слову, и это, видит бог, было не просто для него.
— Скажу честно, — поторопил его с ответом Гамаюнов, — если вы не подчинитесь мне, я убью вас всех. И первой умрет Виктория.
Я услышала, как в густой темноте ужасающе громко щелкнул предохранитель. Вика вздрогнула, и я поняла, насколько ей страшно участвовать в происходящем. До нее наконец-то дошло, что все это наяву, а не в столь любимом ею кино.
— Да, — сказал Твердовский после непродолжительного молчания. — Уж не знаю, прощу ли я тебя за эти фокусы, Альберт.
— А я тебя! — эхом откликнулся тот. — Как ты посмел все развалить, предать меня, променяв на бабу?.. Такие деньги пустить на ветер!.. Или, может, они для тебя уже слишком маленькие? Прости, но я и такими обойдусь. Даром их мне никто не подаст.
— Заткнись, Альберт! — все же не выдержал и взорвался Твердовский. — Очнись! Посмотри на себя. Что ж ты делаешь? Ты за деньги уже готов застрелить.
— Ты не понимаешь меня?
— Нет!
— Ты распорядился моей долей. По какому такому праву? А?
— Тебе меня не понять, — попытался заткнуть его Юрий.
— Конечно, куда мне! Это ты у нас головастый, а на меня вообще можно плюнуть. — Гамаюнов сейчас просто упивался своей самой справедливейшей в мире позицией.
— Не ори на меня! — рявкнул Твердовский.
— Сам не ори! — Гамаюнов вскочил с кресла, швырнул недокуренную сигарету прямо себе под ноги и замахал пистолетом, поочередно наводя ствол то на меня, то на Вику, то на Юрия. — Отстрелю яйца на хрен, и не нужна тебе станет Вика твоя! Давно нужно было из тебя кастрата сделать.
Я поняла, что возможный ответный взрыв со стороны Твердовского переведет разговор в непредсказуемую плоскость. Скандал надо было немедленно погасить или, воспользовавшись ситуацией, молниеносно воздействовать на злоумышленника так, чтобы он не смог оказать сопротивление.
Все, что случилось через секунду, напоминало шумный эпизод из американского боевика. Совершенно нечаянно я пошатнулась, и в глазах у Гамаюнова возник не передаваемый словами испуг.
— Я предупреждал? — неожиданно обратился он ко мне. — Не обижайся, Женя!