Я задумалась. Иван Иванович говорил истину. Все именно так и будет. Но, в конце концов, они тоже не боги. Чтобы переиграть их, мне придется вылезть из кожи. Но я постараюсь. А насчет расплаты он, пожалуй, преувеличивает. Сгущает краски.
Но вот угораздило же мужчину моих снов родиться именно в этом городе! Появись он на свет в каком-нибудь Урюпинске, и не было бы у меня сейчас ни забот, ни хлопот.
— Ладно! — решительно заявила я. — Пожалуй, я скажу вам, что знаю. Только будет ли вам от этого прок?
— Разберемся, — деловито откликнулся Иван Иванович. — Выкладывайте, что знаете, а остальное — наша забота.
— Так вот, — сказала я. — Овалова уже нет в городе. Он уехал. На поезде.
— Вы лжете, — прервал меня Иван Иванович. — Овалова на вокзале не видели.
— Странно, — с обидой сказала я. — Странно, что такие профессионалы не заметили нас на вокзале.
— Вас-то как раз заметили, — жестко возразил гость. — Вы там избавились от револьвера, не так ли? Но вашего клиента там не было.
— Может быть, мне удалось отвлечь все внимание на себя?
— Вряд ли! Если он уехал — то на на каком поезде?
— На первом попавшемся, наверное, — невинно ответила я. — Он был в такой панике…
— Нам известно время вашего появления на вокзале. Известно, когда вы ушли. За это время отправилось, я думаю, совсем немного поездов. Проверить фамилии пассажиров будет нетрудно. Но, если нужной фамилии не обнаружится, ваш счетчик будет включен. Вы отдаете себе в этом отчет?
— Несомненно, — подтвердила я. — Отдаю полностью. Хотя тут вы, пожалуй, правы — за последнее время я заметно поглупела.
— Будем надеяться, что это состояние обратимо. Пока еще обратимо, — любезно сказал Иван Иванович. — Ну что ж, разрешите откланяться. Можете меня не провожать — я запомнил дорогу.
Разумеется, я собиралась его провожать. Но не сразу. И незаметно. Как бы ни был он предусмотрителен, я намеревалась выследить его. Мне не нравятся противники-невидимки. В моем мозгу уже выстраивался план дальнейших действий.
Но в этот момент во тьме раздался негромкий хлопок. Я почувствовала короткую острую боль в шее, похожую на укус комара. И тут же голова моя закружилась, мысли рассыпались и смешались в совершенно невообразимую кашу, тело сделалось чужим и невесомым, и мне показалось, что меня, словно пушинку, подхватил ветер и понес куда-то в непроглядную темноту, в такую даль, откуда нет возврата…
Я очнулась от звука телефонного звонка. Аппарат надрывался настойчивым противным треском. В комнате было уже совсем светло. Сквозь гардины пробивались горячие солнечные лучи. Я лежала ничком на диване. В голове гудело, и соображала я с большим трудом. Телефонный звонок вызывал во мне почти физическую боль и отчаяние. С тихим стоном я оторвала распухшее лицо от дивана и сползла на пол. «Ну и видок, наверное, у меня», — подумала я, напряженно пытаясь вспомнить, что такое вчера со мной случилось и как я оказалась в таком плачевном состоянии. Но воспоминания упрямо ускользали.
Преодолевая тошноту и головокружение, я встала и деревянным шагом добралась до телефона. Дрожащей рукой сняла трубку и попыталась сказать «Алло»! Но из горла вырвался только едва слышный хрип.
— Евгения Максимовна? — раздался в трубке бодрый и до боли знакомый голос. — Проснулись? Вот и отлично.
Терзаясь от бессилия, я пыталась понять, где слышала этот голос, но ничего конкретного сообразить не могла.
— Кто это? — просипела я в трубку.
Послышался сдержанный смешок.
— Неужто забыли? — весело произнес голос. — Странно. Вроде не так давно расстались… Это же я — Иван Иванович! Ну, вспомнили? Я ведь чего звоню, Евгения Максимовна? Нехорошо у нас с вами получается. Скверно! Мы проверили в кассах — никуда наш друг вчера не выезжал. Впрочем, я предполагал это с самого начала.
В моей черепной коробке что-то забрезжило. Я вспомнила ночной визит, потом вокзал, перестрелку на улице, а потом и всю историю, которая началась с букета лиловых ирисов.
— У вас еще есть время одуматься, Евгения Максимовна, — голос в трубке сделался серьезным. — Для этого вам даже не нужно ничего предпринимать. Просто отправляйтесь навестить своего клиента — остальное мы берем на себя. Договорились?
— Да мы вроде уже ночью обо всем договорились, — ответила я, прилагая все усилия, чтобы голос мой звучал твердо и уверенно. — Стоит ли начинать все сначала?
— Ну-ну, — задумчиво проговорил Иван Иванович. — Ваша твердокаменная позиция вызывает невольное уважение. Но наше время — время компромиссов. Те, кто не улавливает духа времени, постепенно перебираются на кладбище.
— Туда постепенно перебираются все, — превозмогая жуткую головную боль, ответила я. — За временем трудно угнаться, Иван Иванович!
— Да вы и не пытаетесь, — проронил он с досадой и повесил трубку.
Я постояла минуту, вслушиваясь в тошнотворный звон, который стоял у меня в ушах. Вот так, Женя, сказала я себе, тебя переиграли вчистую. Тебя разнесли в пух и прах, даже не позволив разглядеть физиономию соперника. И все равно главный приз — с платком на шее и гвоздикой в петлице — этот приз не достался пока еще никому. И нужно копить силы для ответного матча.
Сил не было. Голова кружилась, тело меня не слушалось. Иван Иванович вчера немного слукавил — в его капсулах был не яд, а сильнодействующее снотворное, рассчитанное, судя по эффекту, на слонов. Лучше бы он пальнул в меня ядом — я бы сейчас чувствовала себя намного лучше. А теперь, чтобы включиться в игру, мне была необходима медицинская помощь.
Я доплелась до ванной и порылась в аптечке. После долгих бестолковых поисков я все-таки нашла то, что требовалось — маленькую коробочку с десятком шприцев-ампул, в которых был мощный стимулятор, не поступающий в обычную аптечную сеть. Незаменимое средство, если вам требуется сутками не спать или поднять на ноги мертвецки пьяного, или очухаться после того, как в вас выстрелили капсулой со снотворным.
Дрожащими руками я распечатала один шприц и, присев на край ванны, ввела себе лекарство. Наверное, в эту минуту я была похожа на Овалова, использовавшего эту комнату примерно в тех же медицинских целях.
Через минуту я почувствовала, как дрожь в теле унимается, проясняется в голове и бодрее бежит по жилам кровь. Я ощутила необыкновенный прилив сил и стремление к деятельности. Препарат действовал безотказно. Его применение было чревато тяжелыми, плохо поддающимися лечению депрессиями. Но, как поется в одной песенке — «потом мне будет худо, но это уж потом».
Я вышла из ванной новым человеком, фениксом, возродившимся из пепла. Часы показывали десять. Нельзя было терять ни минуты — Овалов, оставшийся без своего зелья, уже, наверное, лез на стенку. Хорошо, если Анна найдет способ его успокоить.
Однако мне следовало соблюдать строжайшие меры предосторожности. Теперь за каждым моим шагом следили, причем следили невидимки, поднаторевшие в этом занятии профессионалы.