Борис Всеволодович Федотов сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним стоял директор молкомбината и продолжал оправдываться:
— Мы должны были предпринять какие-то меры, иначе она бы…
— Что она бы? — перебил председатель райисполкома. — Теперь я должен звонить Волокову и говорить ему о том, что мы потеряли двух сержантов. Вы представляете, какая у него будет реакция? Может быть, сами расскажете, как все было?
Константин Иванович покосился на сотовый, и на его лице отразились душевные муки.
— Вижу, не желаете. — Федотов махнул на него рукой и взял аппарат.
Дмитрий Сергеевич сидел в своем кабинете на восемнадцатом этаже в центре Москвы и изучал бумаги очередного акционерного общества, которое он создавал в свободной экономической зоне.
Он давно уже понял одну простую вещь: если хочешь, чтобы все было как надо, должен делать это сам. Он никогда не доверял просмотр документов своим помощникам. Слишком уж важные вещи — эти бумажки. Именно они влияют на твою судьбу. Иногда Дмитрий Сергеевич ощущал себя рабом этих бумажек, от которых он был не в состоянии отвязаться.
Заверещал сотовый. Бывший майор химических войск, а ныне инвалид по здоровью и богатый человек дотянулся до «Моторолы», лежащей на другом конце стола.
— Это Борис Всеволодович беспокоит.
— Ну что там у вас? — недовольно пробурчал шеф, даже не пытаясь предугадывать развитие событий. Он ждал четкого доклада, и желательно было, чтобы этот доклад содержал лишь положительные моменты.
— Мы попытались предотвратить утечку информации, взяли в заложники директора «Роситалпластмассы», Максимову задержать не удалось.
— Идиот! — пробурчал в трубку Волоков.
— Кроме этого, мы потеряли еще двух сержантов.
Повисла пауза. Дмитрий Сергеевич поднялся со своего места и стал прохаживаться вокруг рабочего стола, благо размеры кабинета позволяли ему ставить стол не у стены, а чуть ли не посередине огромного помещения.
— Кажется, вы там завязли по самые уши. В общем, так… Как я понял, Мирсков в курсе того, какое оборудование стояло у нас на молкомбинате.
— Мы еще не разобрались, — жалобно простонал в трубку Федотов.
— Ублюдки. Мирскова выпускать нельзя. Он давно нам мешал. Надеюсь, вы меня поняли. Воспользуемся ситуацией и поставим в конечном счете своего человека. Максимову ликвидировать я вам помогу. Ждите. Через три-четыре часа к вам прибудут двое спецов. Они должны с ней справиться. Скажите вашему начальнику милиции, чтобы он по-тихому разобрался с трупами сержантов. О родственниках солдат можете не беспокоиться. Эти парни были контрактниками, и шуму по поводу их исчезновения не будет. Это я вам гарантирую. Задача вашей милиции — сделать так, чтобы никто не выказывал никаких претензий по поводу стрельбы. Я так понимаю, без выстрелов не обошлось?
— Да, да, — поддакивал Федотов, вытирая платком выступивший пот.
— Максимову не пытайтесь убрать собственными силами. Конечно, если она полезет на рожон, то в этом случае действуйте по обстановке. Я еще раз повторяю, что для ее поиска и дальнейшей ликвидации вам будут присланы люди. Вы меня поняли, Борис Всеволодович?
— Да, да, — подтвердил глава администрации, — будем ждать. Я сегодня в своем кабинете всю ночь.
— Натворили дел, теперь расхлебывайте.
Хромая на одну ногу, я вошла в вестибюль больницы и спросила у дежурной сестры, как мне найти доктора Стеклова. Боль меня достала.
— Как найти? — переспросила молоденькая девица с крупными и слегка опухшими чертами лица. — Время — девять вечера. Надо только к нему домой. А вы что, его невеста?
— Что, никак не жените своего доктора? — с улыбкой сказала я. — Не подскажете, где он живет?
Она объяснила мне, как добраться до частного дома Вениамина Евгеньевича, за что я была ей весьма признательна.
Я поблагодарила сестричку, вышла на улицу, поправляя на ходу увесистую спортивную сумку с оружием, которую презентовала мне Варя. Теперь надо добраться до доктора, чтобы он разобрался с моей раненой ногой, иначе я просто не смогу нормально перемещаться.
Снова надо ловить попутку.
В девять вечера жизнь в райцентре уже замирала. Изредка можно было увидеть людей, идущих быстрым шагом домой. То тут, то там слышался рев двигателей мотоциклов, девичье повизгивание и матерщина подростков — обычное дело. Темнота — друг молодежи.
Надо ли говорить, что Стеклов был удивлен столь позднему гостю, но тем не менее не стал держать меня в дверях и впустил в дом.
— Что это вы прихрамываете? — тут же заметил мою неуверенную поступь врач.
Я положила сумку в коридоре, при этом два ствола звякнули друг о друга.
— Что там у вас?
Я посмотрела на сумку.
— Да так, железки. Вы не поможете мне, а то вот случайно ногу распорола.
— Веня, кто там пришел? — услышала я старческий женский голос из другой комнаты.
— Да так, по работе, мам, — ответил ей сын, приглашая меня присесть на стул и снять обувь.
Пластырь, как выяснилось, не слишком хорошо залепил рану, и теперь вся стелька была испачкана кровью.
Перед тем как заняться моей ногой, доктор вымыл руки, после чего протер очки краем рубашки и присел на корточки передо мной. Оглядев порез, он шмыгнул носом.
— Болит?
— Очень, — призналась я. — Может быть, сделаете мне местную анестезию? Я знаю, сейчас препараты дорогие, но уж чего-чего, а денег у меня достаточно.
Я дала ему тысячу.
Он был ошарашен.
— Зачем деньги?
Через некоторое время до него дошло, что не стоит отказываться от заработка, и он сказал скромно:
— Но здесь так много.
— Ничего, — ответила я. — Вы мне поможете?
Он еще раз взглянул на распоротую стопу и утвердительно кивнул:
— Действительно, придется вам обколоть ногу, для того чтобы я мог спокойно заняться раной. Штопать будем.
Мне пришлось водрузить ногу на стол, под лампу. Доктор принес хирургические инструменты, которые я предпочла не рассматривать. Он мне посоветовал любоваться узорами на занавесках и не обращать внимания на его манипуляции.
— Это не вы сегодня бегали по улицам от вооруженных людей?
— Я, больше некому.
— Серьезные, видать, у вас проблемы.
— Проблемы скорее всего у вас и у тех, кто рожает не детей, а уродов.
— То есть вы нам помогаете?
Я посмотрела на него, он — на меня.
— Я просто стараюсь преодолеть сопротивление местных властей, которые не желают, чтобы я совала свой нос в чужую нору. Ай!