Дочь придавила его к кровати:
– Тату! С ума сошел? У тебя сердце остановилось! Едва оживила! Никуда не пущу!
– Не отправляй в больницу! – жалобно попросил он. – Добре, я полежу трохы… Пить дай, пересохло…
При разделе водопровод тоже остался на бабкиной половине, вместе с водонапорной башней, потому дед Куров приносил воду из колодца и держал в ведре, но сейчас там оказалось пусто. Оксана покрутилась по хате, в холодильник заглянула, однако, кроме четверти с горилкой, ничего не нашла и постучала в стенку:
– Бабушка? Елизавета Трофимовна?
– Ой! Это ты, Ксана? – отозвалась та откуда-то издалека, должно быть, спала в кухоньке.
– Принесите воды, бабушка! Тату пить просит! Слышно было – зажурчала вода под краном, но потом раздался растерянный голос:
– Как же я принесу? Дверь на замках…
– Так откройте!
– И с твоей стороны замок! Дед ключ выбросил в колодец…
– Бабушка, идите подземным ходом! И захватите нитроглицерин!
– Захвачу… Где у деда нора начинается?
– В туалете!
– А, через уборную… – вспомнила Сова, – знаю, сейчас, дочка!
Ушла и пропала на добрую четверть часа. Дременко же становилось хуже, он закатывал глаза и просил пить. Сердцебиение угасало, наполнение становилось слабым и вялым.
– Зараз, тату, – приговаривала Оксана и щупала пульс, – потерпи, миленький… Ну где вы, Елизавета Трофимовна?!
– Заблудилась я! – наконец-то послышалось из-за перегородки. – Этот бандера ходов нарыл! В козлятник попадаю, и все тут!
– Давайте замки сломаем!
– Попробовать можно, – неуверенно согласилась Сова. – Ты со сватом где находишься?
– В комнате за печкой…
– Ну и нехай! Сейчас…
Клацнул затвор, и тут же, один за одним, прогремело три выстрела. Ковер на стене у деда трижды всколыхнулся, пули ушли в стену напротив, но дверь и сама перегородка устояли.
– Вот стерва! – выругалась бабушка. – С «вальтера» не берет. Погоди, я трехлинейную достану!
Еще через несколько минут грохнуло так, что зазвенело в ушах. Тарас Опанасович встрепенулся:
– Стреляют?
– Лежи, тату!
– Глянь там, замок упал – нет? – спросила Сова. Оксана отвела простреленный ковер в сторону – поклеванный пулями тяжелый замок оказался на месте:
– Висит!
– Это только в кино показывают, – заворчала бабушка, – стрельнул, и открывается… Иди за печку, сейчас гранатой подорву!
– Что вы, Елизавета Трофимовна! Какой гранатой?
– Противотанковой. Сидите на месте! Урону много не будет, она кумулятивная.
Возражать, а тем более удерживать Елизавету Трофимовну от поступков было невозможно. Оксана убежала за печь, накинула на отца одеяло, а сама села на пол и зажала уши. От взрыва Дременко подбросило на кровати, а Оксану на минуту оглушило. Сорванную с петель дверь унесло к стене, а в окне напротив вылетели стекла вместе с рамными переплетами. В пустой проем устремился черный клуб пыли и дыма.
Урону и в самом деле было не много.
Оксана потрясла головой, бросилась к отцу, а тому от взрыва будто бы полегчало, по крайней мере, взбодрился и теперь сидел, хлопал глазами, словно разбуженное дитя:
– А шо взрывают, Ксана?
Она пощупала сильный и тугой пульс, послушала бы и сердце, но в ушах еще звенело. Бабушка явилась из пыли и дыма, словно из-за занавеса, держа в руке ведро.
– Ты что это, сват, расхворался? – поднесла ему кружку с водой. – Нашел время… Скоро Юрко объявится, свадьбу играть будем. А ты помирать собрался!
– Правда, что ли? – встрепенулась Оксана. – Звонил? Или письмо?
Сова хладнокровно выпоила кружку, зачерпнула вторую:
– Ишь, нутро у тебя горит… Знак мне был!
– Какой знак?!
– Сейчас из норы вылажу в козлятнике… А Степка в сторону Якутии мордой встал и орет. Он у меня никогда не обманывает – к дорогому гостю. И еще. Я тут прилегла и сон видела…
– Не верю я в сны, – враз обвяла Оксана. – И козлу вашему… Который раз уж предсказываете, а где Юрко?
– Зря не веришь! Нынче сон в руку будет!
– Не обманывай себя, Елизавета Трофимовна, – посоветовал Дременко. – Ты и сыновей так же ждала… Да кто из них вернулся?
– И ты не веришь, сват? – Сова брякнула ведром об пол и села у изголовья. – Тогда скажи, откуда я знаю, что твой демутант сейчас с американцем в бане парятся?
– В бане? – Дременко снова привстал. – Кто сказал про американца?
– Во сне видела. Он на полке лежит, а демутант его веником охаживает, и по-английски лопочут… А голые мужики к большой радости снятся!
– Ты про американца-то откуда знаешь?
– Тату, лежи! – приказала Оксана. – Тебе сейчас и разговаривать нельзя!
– Погоди, дочка… От кого узнала, Елизавета Трофимовна? Крестник твой проболтался?
– Крестник к деду заходит, – отмахнулась та. – У меня давно не бывал. Не жалую, непутевый…
– Кто же тогда сказал?
– Говорю же, приснилось! Будто американец муданта поймать хочет, потому в баню попросился. Чтоб не пахло от него. Мол, знаю, где прячется, да нюх у него собачий, не подпустит. Разговор у них такой… Да наплевать на них, сват! Главное, голых видела!
– Ты что же… Английский понимаешь?
– Я и вас-то, хохлов, уж едва понимаю…
– Как же узнала, про что говорят?!
Бабка Сова плечиками пожала, бровки подняла:
– Сват, да ты совсем плохой… Это ж сон! А во сне, оно всякое грезится…
– А что американец сказал? – с жадным интересом продолжал допытываться сват. – Где мутант живет?
– Начал говорить, да не успела я досмотреть. Слышу, в стену – бух, бух! Разбудили… Значит, про американца правда?
– Правда… Да только ты, Елизавета Трофимовна, молчи! Не подводи меня.
– Когда я подводила, сват? – обиделась Сова. – Небось про американца сказала, так подпрыгнул! А что голые мужики к радости, поверить не хочешь?
– Я поверю, бабушка, – вдруг согласилась Оксана. – Голые мужики, они и наяву в радость. Что, если и впрямь сбудется?
– И я верю! – Тарас Опанасович ее за руку поймал. – Дочка, раз мне лежать треба, сделай одолжение? Возьми машину мою и съезди в резиденцию, к пану Кушнеру.
– Ничего, потерпит твой пан!
– Ксана! – одернул отец. – Сама сказала, волноваться нельзя! А я места себе не нахожу!
– Позвони! И скажи, что хочешь.