– Якутия! Саха-Якутия! Ятимать!
Куров приблизился и наконец-то разглядел, что одет пришелец в драную, до ремешков, вытертую и потому неузнаваемую якутскую малицу с капюшоном. Даже когда-то расшитую бисером и цветными нитками мулине, от которых сейчас остались висящие отдельно горошины и охвостья. Штаны на нем тоже были меховые, из пыжика, но разошедшиеся по швам, так что в прорехах зияло смуглое тело. Сквозь густую, торчащую во все стороны бороду едва проглядывали костистые, морщинистые скулы и пара блеклых глаз. Третий, на узком лбу, был почти прикрыт почему-то среднеазиатской тюбетейкой. На вид этому шаману было лет за шестьдесят, не меньше, однако подвижность его на удивление казалась молодой. Вот что значит – всю жизнь дурака валять, скакать и прыгать возле костров, с бубном…
– Что же ты, дед, сразу ко мне не пришел? – пожурил Куров. – Коли Юрко послал ? А то ведь тебя за мутанта чернобыльского приняли…
Старик-шаман оживился:
– Юрко! Ырыатын тыстыллер тазыстыллар санаабар! Дед подумал, пожал плечами:
– Ну вот как я тебя пойму? Ты бы хоть по-якутски сказал… Это что, специальный шаманский язык? Навроде как у нас в церквях попы книжки читают?
– Шаман тутан тундара! На куй!
– Чего-чего? – насторожился дед. – Так у вас в тундре говорят?
– Тундара! Тундара! Юрко тундара пыл. Алмас трупка як! И бизда.
– Ну и чудной у вас, шаманов, язык! Как у хохлов, честное слово…
– Ызык! Юрко ызык сапыл! Саха тыстыллер на крен! Ай –яй-яй…
– Ага, стоп! – сообразил Куров. – Ты хочешь сказать, Юрко свой язык забыл?
– Ызык сапыл! Ятимать!!
– Забыл язык, потому уже год никому писем не пишет?
– Сапыл! Тундара курун як, бурун як, ызык соха и пурга – у-у-у! Самолет як, вертолет як. Олень тундара юрюнг!
– А-а, понял! – догадался дед. – Песня такая есть: самолет – хорошо, вертолет – хорошо, а олени лучше.
Шаман отрицательно помотал головой:
– Самолет – як. Вертолет – як. Олень тундара хор-хор, на куй.
– То есть транспорта нету, что ли? Почту не на чем возить?
– Почта – як! Параход – тю! Пурга – у-у-у!
– Вот видишь, долго ли поговорили, а уже понимаем друг друга, – с удовольствием заметил Куров. – Язык забыл, почта не ходит. Да и у нас тут бардак, не в одной Якутии. Из Киева письма по месяцу идут. А ответа на жалобы так вообще не дождешься… Ну, расскажи, как там Юрко? Должность верховного шамана занял?
– Юрко – шаман! – с гордостью произнес посланец. – Батур шаман! Арсан Дуолайя тундара юрюнг, айбасы юрюнг. И кириккитте, бизда!
– Арсан Дуолайя – это злой дух? Юрко писал…
– Дух! Слой дух! Айбасы!
– А ты к языкам-то способный, дед! На лету схватываешь. Я вот так же в войну немецкий стал понимать. Потом, в Якутии, и ваш тоже. Еще бы пожил лет десять, так и заговорил бы… Значит, Юрко теперь верховный шаман?
– Шаман! Батур шаман Юрко!
– Поди, на «мерседесе» возят? Как нашего патриарха? Третий глаз совсем закрылся – два других расширились.
– Юрко саха канул. Ай-яй-яй…
– Канул? Пропал, что ли?
– Нака топ-топ, – потопал пришелец босыми пятками. – Шаман кель манда арры!
– Ясно. Шаману полагается пешим ходить? Ну что, справедливо… Слушай, дед, а он, случаем, там не женился? Бабу не завел? Ясашную? Киндер-миндер?
– Юрко баба – у-у-у! Око… Окосана бар балганаах!
– Хочешь сказать, кроме Оксаны, никаких баб не признает?
– Окосана, Окосана! Синьгами… Ырыатын санаабар! Хатыныны тазыстыллар! Тыала хотун!
– Ну и язык у шаманов! – смутился Куров. – Хотя ясно, что ты сказал. Когда про любовь говорят, на любом языке поймешь. Вон даже бабкин козел, и тот – как заблеет возле козы! Тоже тыала хотун… Неужто и Юрко так же балакает?
– Юрко ызык сапыл…
И тут вдруг дедов собеседник заметил мухомор у колодины, бережно сорвал его, открутил шляпку, а ножку стал есть, причем со вкусом – показалось так: зубов не было, и он мял гриб деснами, сосал его, причмокивал…
– Ты это зачем? – осторожно спросил Куров. – Он же ядовитый…
– Урун аба шаман. Айбасы як, слой дух як.
– Ага, это чтобы злые духи боялись? А самому-то ничего? Козел бабкин тоже…
Шаман вдруг вытянулся и навострил уши, показывая тем самым, чтоб дед замолчал. Куров огляделся, тоже послушал, но ничего подозрительного не обнаружил.
– А что Юрко велел передать-то? – однако спросил шепотом. – По какой нужде послал?
Шаман доел ножку мухомора и отчего-то сник:
– Санаабар Окосана… Тундара Окосана юрюнг.
– Что? Оксану забрать и в тундру увезти? К Юрку?
– Тыала хотун… Айбасы! Айбасы бар!
Куров не понял, однако спохватился и огляделся:
– Пока у нас тут базар-вокзал с тобой, окружить могут. На тебя ведь охоту объявили! Американец приехал из НАТО! Ты понимаешь? Айбасы – бух-бух!
– Тундара охота… Олень тундара анабар.
– У вас за оленями в тундре охотятся, а у нас теперь за мутантами модно. – Дед встал. – Для науки ли, для трофея, все одно. Подстрелят, и будет тебе кириккитте! Пойдем-ка до хаты!
– Хата як. Айбасы! Арсан Дуолайя!
– Да хрен с ним, с Арсаном! Сядем с тобой, горилки выпьем. Огненную воду знаешь? Что ты тут на одних грибах-то…
– Корилка хотун, – вроде бы согласился шаман. – Ыр-рын курдук! Арсан Дуолайя! Слой дух! Айбасы!
Схватил суму, валявшуюся неподалеку, вынул сначала бубен и, попрыгав, постучал. Затем достал лук со стрелой и изобразил, будто стреляет во все стороны.
– Погоди, ты что хочешь сказать? Злых духов гонять будешь?
– Айбасы! Камлать, бубен – та-та! Арсан Дуолайя анабар! Та-та – анабар! Та-та – анабар! Кириккитте бизда айбасы. Тыала хотун!
– Вот оно что… – растерянно протянул Куров. – Я-то подумал, ты за Оксаной приехал. А тебя Юрко послал со злыми духами сражаться?
– Окосана юрюнг, алата! Юрко айбасы анабар. Кириккитте Арсан – Юрко тундара як. Олень шибко-шибко ноукогай лабба!
Куров хлопнул себя по ляжкам:
– Понял! Ты злых духов изведешь, и Юрко приедет? Шаман закивал:
– Лабба! Юрко лабба! Кортый Юрко олень укогай!
– На оленях приедет!
– Лабба!
– Ну что же, твое дело правое, – заключил дед. – Злых духов и впрямь развелось – тьма. А шаманов у нас нету, камлать некому. Давай, изгоняй их к чертовой матери! Добрую ты весть принес! Да только что сделаешь-то с луком? Нынешнего духа стрелой не возьмешь…