– Хатыныны, кубатыныны… Окосана – юрюнг! Чоорон вюрюмечи!
– Вот сразу после бани и станем сватать! Раз она тебе до сих пор – очарование очей… Или разлюбил?
– Ноукагай лабба… Окосана! Кюньрулех ырыатын!
– Если не разлюбил – в баню и сватать! Подумаешь, кудрей у него нету! Девки нас не за кудри любят! И в рот всяко смотреть не станет. Ты ей, можно сказать, подарок судьбы! А дареному коню в зубы не глядят.
Юрко неожиданно завыл по-волчьи, качаясь взад-вперед. Дед недоуменно отступил:
– Ты чего это?
– Тундара Юрко, каюк…
– Да в кириккитте твою мать! – заругался Куров. – Плохо я тебя, малого, порол. Ревешь, как баба! Девка иссохлась по нему! Нет, конечно, не то чтобы иссохлась… Даже наоборот! А он в три ручья голосит! Сказал – сватать пойдем! Куб ытыны! Понял, хрен моржовый!
– Однако сахам…
– Чего не понял? Женить тебя буду! Завтра же и свадьбу сыграем!
Юрко еще сильнее сгорбился:
– Баня хотун, однако… Морилка хотун… Саватать – як, сывадьба – як.
– Ты что, жениться не хочешь?
– …Бабы ыррын аллас хотун.
– Кого!? – изумился дед. – Старуху замуж взять? Тебе что, одной мало в хате? Вон сидит, как сова, надутая… «Бабы ыррын»! Я те дам старушку! На Оксане женить буду!
– Окосана – солнце. Хатыныны тазыстыллар! Юрко – дыд, супа як…
– Что ты заладил! – Куров потянул его за драный рукав малицы. – Пошли париться! Сейчас мы из тебя такого парубка сделаем! Сам как алмаз засверкаешь! Все девки долгунуну сохнут!
– Саватать Окосану як. Алмас сверкает – бар! Башка сверкает – бизда. Тыала хотун!
Стол был давно накрыт на дедовой половине, однако вместо праздничного предвкушения в хате висела напряженная тишина и вместе с сумерками становилась еще и тревожной. Елизавета Трофимовна с Оксаной призраками бродили по хате, от окна к окну, каждая в собственных думах. И только вздыхали почти в унисон и отчего-то чихали одновременно, желая друг другу здоровья. А чих, как известно, дело промысла божьего и существует, чтоб подтверждать либо отрицать тайные мысли. Подумала, к примеру: «Ну, сегодня пенсию принесут», – и тут же чихнула – значит точно, жди почтальона. Или соседка прибежала и давай про деда Курова последние сплетни вываливать, а на самом главном вдруг ни с того ни с сего нос засвербило и чих пробрал: нечетное число раз – правда, четное – ложь. И если таким образом прислушиваться к собственному организму, так и гадалки не надо.
– Что-то долго нет, – проронила Сова. – Боюсь, как бы не угорели…
И обе чихнули по два раза.
– Пусть парятся, – отозвалась Оксана. – Вдруг и правда поможет… Он ведь еще молодой. Но все органы как у старика. Стенокардия, увеличенная печень, и горб вырос…
– Так он что? Умирал в козлятнике-то?
– Я не поняла. Как будто спал.
– Как спал? Пульса нет, и не дышал.
– Он ведь шаман, у них бывает…
– Ох, а я напугалась! А тебя услышал, так сразу и воскрес! Ты его полечи, полечи! Вчера отца с того света вернула, сегодня Юрко. Ты ведь не девка – реанимация ходячая.
– Чем его лечить, бабушка? У меня один йод…
– Иодом полечи, худое, а лекарство. Вон даже радиацию лечит.
– А этот третий глаз! Что с ним-то делать?
– И пусть будет! Чего глаз-то тебе?
– Это же ненормально, патология…
– Зашить-то нельзя? – нашлась Сова. – Кетгутом?
– Я пластических операций никогда не делала, – смущенно пожаловалась Оксана. – И обследовать надо сначала…
– Да ничего, не такая уж и беда, этот глаз. Кепку ему грузинскую купишь, на лоб надвинет, и не видать будет. Заодно и лысину прикроет…
– Ой не знаю, бабушка… Боюсь, не смогу я привыкнуть. А горб?
Сова опечалилась:
– С горбом хуже… Вот раньше шаманы по телевизору шаманили, помнишь, – два хохла? Так можно было лечить. Я даже поросят к телевизору таскала. От поноса помогало хорошо. Говорят, у жены Котенко беременность рассосалась.
– Ничего у нее не рассосалось, родила девочку.
– Ты не знаешь, отчего запретили?
– Да они эти оказались… шарлатаны… – сказала Оксана и чихнула один раз.
– Теперь даже воду не заряжают…
– И жалко его. Столько лет ждала. Он ведь искал меня, потому и говорили, будто мутант на женщин охотится. А нашел – я его баулом, в лицо… Так стыдно теперь! И отчего тогда не узнала?
– Круглыми сутками по вызовам бегаешь… – Сова на миг призадумалась, вспомнила: – Бывало, мужа родного не узнаёшь. И гадаешь: что этому мужику надо – ночью пристает? Все – днем, а этот ночью…
– А тут – как сердечный укол! Подумала: тату опять плохо! Или вам. А вошла в козлятник… Лежит, родимый…
– Ничего, дочка, – встряхнулась Елизавета Трофимовна. – Полечишь, походишь за ним, глядишь, и поправится. Я ведь своего тоже сначала выходила, потом уж взяла… А какой достался, знаешь? Это сейчас хвастает: я, диверсант московский, ученый! А сам на своей же мине подорвался… Говорила ему: пойдем назад – поставишь. Разве послушал? И сам напоролся. Решето-решетом – мина-то направленного действия, саперный пулемет. Можно сказать, в подол себе сложила, что осталось, вместе с осколками. И принесла… А погляди на него! До сей поры какой бравый. Ишь, говорит, для боевой готовности кальсоны порвал…
– Придут из бани, вы, Елизавета Трофимовна, свет не включайте, – попросила Оксана. – В темноте посидим.
– А что так?
– В темноте он вроде не такой страшный. Чтоб попривыкнуть…
– Ладно и в темноте, – согласилась Сова. – Мимо рта не пронесем.
– Пробки выкрутить надо, а то дед включит ненароком. Бабка вдруг отпрянула от окна на дедовой половине:
– Только этого не хватало! Крестника нелегкая несет! И не один, с мужиками…
Оксана бросилась к окну: из подъехавшей машины выгрузились кроме Волкова еще четверо – американец с переводчиком и батько Гуменник с телохранителем. Все одеты в летний камуфляж и с оружием – на охоту за мутантом собрались!
– Не пропущу! – прошептала Сова. – Пускай через таможню идут! Нашли окно на границе!
– Они через таможню не пойдут, – возразила Оксана. – Нелегальная у них охота… Давайте быстро пропустим, и нехай валят.
Бабка и ответить не успела, как в дверь с украинской стороны осторожно постучали.
– У нас все дома! – язвительно сказала Сова. – Нечего по ночам ломиться!
– Открывай, крестная, – послышался голос Мыколы. – У нас со Степаном Макарычем договоренность.
– Ничего не знаю!
– При тебе же было!