– Ты что, думала, что идешь на ланч? – спросил он, заметив удивление на ее лице.
– Нет, но…
– У меня есть леденцы. – И Карлос достал упаковку пастилок от кашля.
Сага помотала головой, но Вернер взял упаковку, шумно выудил пару леденцов и сунул в рот.
– Вот это праздник! – улыбнулся он.
– Ты, конечно, понимаешь, Сага, что это, эмм, неофициальное совещание, – произнес Карлос и кашлянул.
– А в чем дело? – спросила Сага.
– Ты знаешь, кто такой Юрек Вальтер?
– Нет.
– Про него вообще немногие знают… это-то и хорошо, – заметил Вернер.
Два солнечных зайчика заплясали на грязных окнах кухни. Элиассон протянул Саге досье. Сага открыла папку, из которой прямо ей в лицо взглянул своими светлыми глазами Юрек Вальтер. Сага отвела взгляд от фотографии и принялась читать рапорт тринадцатилетней давности. Она побледнела, села, опершись спиной о батарею, пролистала страницы, изучила фотографии, пробежалась по заключению патологоанатомов, прочитала приговор суда и данные о заключении Вальтера в психиатрическую лечебницу.
Наконец она закрыла папку, и Карлос стал рассказывать, как Микаэль Колер-Фрост пришел по мосту Игельстабрун через тринадцать лет после того, как его объявили пропавшим без вести.
Вернер прокрутил на телефоне звуковой файл: молодой человек описывает свое заключение и побег. Сага слушала голос, в котором звучала безысходность. Когда Микаэль рассказывал о сестре, у нее покраснели щеки и сердце тяжело забилось. Она посмотрела на фотографию в папке. Маленькая девочка со спутанными косичками и в рыцарском шлеме улыбалась, словно задумала какую-то веселую проказу.
Когда голос Микаэля затих, Сага поднялась и прошлась взад-вперед по пустой кухне, потом остановилась у окна.
– Уголовная полиция находится там же, где тринадцать лет назад, – сказал Вернер.
– Мы ничего не знаем… но знает Вальтер. Он знает, где Фелисия, знает своего сообщника…
Вернер объяснил, что добыть из Вальтера информацию общепринятыми способами невозможно – так же как и с помощью психологов и священников.
– Даже пытки не сработают, – сказал Карлос, пытаясь устроиться на подоконнике.
– Черт возьми, а почему не сделать, как обычно? – спросила Сага. – Завербовать какого-нибудь сраного информатора, это же почти единственное, что наша организация делает…
– Йона имеет в виду… прости, что прерываю, – сказал Вернер, – но Йона говорит, что Вальтер просто сломает любого информатора, который попытается…
– Так какого хрена тогда нужно?
– Единственная возможность – подсадить в это же отделение специально подготовленного агента.
– С чего Вальтеру разговаривать с пациентом? – скептически спросила Сага.
– Йона советовал найти агента исключительного, такого, который пробудит в Вальтере любопытство.
– Любопытство какого рода?
– Интерес к этому человеку… и не только к возможности выбраться из лечебницы, – ответил Карлос.
– Йона назвал мое имя? – серьезно спросила Сага.
– Нет, но ты для нас первая кандидатура, – решительно произнес Вернер.
– А кто вторая?
– Никто.
– Как вы собираетесь устраивать все это на практике? – невыразительно спросила Сага.
– Бюрократическая машина уже запущена, – сказал Вернер. – Одно решение ведет к другому, и если ты принимаешь предложение, тебе останется только сесть на этот поезд…
– Очень заманчиво, – промямлила Сага.
– Мы устроим так, что тебе вынесут приговор в апелляционном суде. Закрытый судебно-психиатрический надзор и немедленное помещение в больницу Карсудден.
Вернер подошел к крану и налил воды в свой стаканчик.
– Мы проделали такой финт ушами… воспользовались формулировкой из старого решения ландстинга… еще когда особо охраняемое отделение в судебной психиатрии Лёвенстрёмской больницы только-только организовывали.
– В том решении было четко сказано: в отделении могут содержаться три пациента, – вставил Карлос. – Но последние тринадцать лет единственным пациентом там был Вальтер.
Вернер несколько раз громко отхлебнул, потом смял стаканчик и бросил в мойку.
– Руководство больницы все это время отказывалось принимать других пациентов, – продолжал Карлос. – Но они, конечно, знают, что если придет прямой запрос, придется подчиниться.
– И вот теперь мы это сделаем… Пенитенциарное управление созовет экстренное совещание, где обсудят перевод пациента из закрытого корпуса Сетера в Лёвенстрёмскую больницу. И еще одного пациента – из больницы Карсудден.
– Пациентом из Карсуддена будешь ты, – сказал Карлос.
– Если я на это соглашусь, меня поместят туда как опасного пациента? – спросила Сага.
– Да.
– Вы собираетесь задним числом изменить базу по преступлениям?
– Достаточно будет изменений в Государственном управлении судопроизводства, – заявил Вернер. – Мы создадим совершено новую личность. Будет и приговор в суде, и судебно-психиатрическое заключение.
Сага стояла в пустой квартире, рядом – оба начальника. Сердце у нее тяжело билось, каждая клеточка тела кричала: “Откажись!”
– Это незаконно? – Сага почувствовала, как у нее пересохло во рту.
– Да, само собой… и дело строжайшей секретности, – без тени улыбки ответил Карлос.
– Строжайшей? – повторила Сага и облизала губы.
– Уголовная полиция собирается дать делу статус секретного, чтобы Служба безопасности не могла заглядывать в документы.
– А я прослежу за тем, чтобы Служба безопасности поставила гриф секретности на своих документах, чтобы в них не лезла уголовная полиция, – подхватил Вернер.
– Никто не сможет ничего узнать об этом деле. Только по решению правительства, – сказал Карлос.
Солнце светило сквозь грязные окна. Сага взглянула на залатанную жестяную крышу соседнего дома. Металлическая крышка печной трубы ослепила ее. Сага повернулась к мужчинам.
– Зачем вы это делаете? – спросила она.
– Чтобы спасти девушку. – Карлос улыбнулся одними губами.
– Так я и поверила, будто начальство уголовной полиции и Службы безопасности объединились, чтобы…
– Я знал Русеанну Колер, – перебил Карлос.
– Их мать?
– Мы были одноклассниками в школе Адольфа-Фредрика, близко дружили… у нас… страшно тяжело…
– Значит, это личное? – Сага отступила на шаг.