– Нет… это единственно правильное действие, сама видишь, – ответил Карлос, вяло махнув рукой на папку. На лице у Саги не дрогнул ни единый мускул. Карлос продолжил: – Но если хочешь все начистоту… Это, конечно, гипотеза, но я не могу сказать наверняка, что эта встреча состоялась бы, не будь дело личным.
Он подошел к мойке, покрутил краны смесителя. Сага вдруг остро почувствовала, что он не хочет рассказывать ей всю правду.
– В каком смысле “личное”? – спросила она.
– Это не важно, – торопливо ответил Карлос.
– Точно?
– Важно то… что мы сейчас делаем, вот что единственно верно… потому что речь идет о спасении девушки.
– И как только машина придет в движение, мы посылаем агента в больницу, – сказал Вернер.
– Разумеется, мы не знаем, заговорит Вальтер или нет, но такая возможность существует… и все указывает на то, что агент – наш единственный шанс.
Сага постояла неподвижно, закрыв глаза.
– А если я откажусь? – спросила она. – Вы дадите ей умереть в этой сраной капсуле?
– Мы найдем другого агента, – просто ответил Вернер.
– Тогда начинайте искать прямо сейчас. – Сага направилась в прихожую.
– Не хочешь все обдумать? – крикнул Карлос ей вслед.
Она остановилась, не поворачиваясь, и покачала головой. Свет прошел сквозь густые волосы со вплетенной в них шелковой лентой.
– Нет, – ответила Сага и вышла на лестничную клетку.
Сага доехала на метро до “Слюссена” и неторопливо прошла пешком короткий отрезок до студии Стефана на Санкт-Паульсгатан. На Сёдермальмсторг она купила букет красных роз и подумала – может, Стефан тоже купил розы, для нее.
Ей было легко оттого, что она отказалась от трудного задания – внедриться в судебно-психиатрическое отделение к Юреку Вальтеру.
Сага взлетела по лестнице, отперла дверь, услышала звуки фортепиано и улыбнулась. Вошла, увидела Стефана за роялем, остановилась. Голубая рубашка расстегнута. Рядом бутылка пива, в комнате пахнет сигаретным дымом.
– Милый, – начала Сага, помолчав, – мне так стыдно… Ты должен знать – мне очень грустно из-за того, что случилось вчера…
Стефан продолжал играть, мягко и переливчато.
– Прости меня, – серьезно сказала Сага.
Стефан отвернулся, но она все равно расслышала его слова:
– Я не хочу сейчас говорить с тобой.
Сага протянула ему розы и попыталась улыбнуться.
– Прости, – повторила она. – Я знаю, что вела себя невыносимо, но…
– Я играю, – оборвал он.
– Но нам надо поговорить о том, что случилось.
– Уйди. – Он повысил голос.
– Прости…
– И закрой за собой дверь.
Стефан встал и указал в коридор. Сага бросила цветы на пол, подошла к нему и толкнула в грудь. Удар оказался так силен, что Стефан непроизвольно отступил, перевернув свою табуретку и сбив на пол ноты. Сага двинулась за ним, готовясь ударить еще, если он станет сопротивляться, но Стефан просто стоял опустив руки и смотрел ей в глаза.
– Так нельзя, – только и сказал он.
– Я немного вышла из себя, – объяснила Сага.
Стефан поднял табуретку, подобрал ноты. В Саге вдруг вскипел страх, и она отступила назад.
– Я не хочу, чтобы ты огорчалась, – каким-то пустым голосом произнес Стефан, и страх внутри Саги превратился в панику.
– А в чем дело? – спросила она, чувствуя дурноту.
– Нам не надо быть вместе…
Он замолчал. Сага хотела улыбнуться, что-нибудь сделать, но на лбу выступил холодный пот. У нее закружилась голова.
– Потому что я так отвратительно себя вела вчера вечером? – Она попыталась пойти напрямик.
Стефан робко взглянул ей в глаза.
– Ты самая красивая женщина, которую я видел, красивее тебя нет… ты умная, веселая, мне бы стать самым счастливым человеком… Я знаю, что буду жалеть всю свою жизнь, но думаю, мне пора уйти.
– Все равно не понимаю, – прошептала она. – Потому что я разозлилась… потому что мешала тебе играть?
– Нет…
Он сел, покачал головой.
– Я могу измениться, – сказала Сага, посмотрела на него и продолжила: – Но уже слишком поздно. Да?
Когда он кивнул, Сага повернулась и вышла из комнаты. Прихожая, схватить даларнскую лошадку, швырнуть ее в зеркало. Крупные плоские осколки посыпались на плиты пола. Сага толкнула входную дверь, бегом кинулась вниз по лестнице и выскочила прямо в режущий глаза синий зимний свет.
Сага бежала по тротуару, между фасадами домов и сугробами, отделявшими тротуар от проезжей части. Она так глубоко вдыхала ледяной воздух, что легкие едва не рвались. Перебежала дорогу, через Мариаторгет, остановилась на другой стороне Хорнсгатан, сгребла снега с крыши припаркованной машины и прижала к горячим опухшим глазам. Остаток пути до дома она бежала бегом.
Дрожащими руками отперла дверь. Застонав, вошла в прихожую. Бросила ключи на пол, стащила ботинки, упираясь носком в пятку, и прошла прямиком в спальню.
Взяла телефон, набрала номер и замерла в ожидании. После шести гудков система переключила ее на голосовую почту Стефана. Сага не стала слушать его сообщение, а изо всех сил швырнула телефон о стену.
Пошатнулась, оперлась о комод.
Не раздеваясь, Сага легла на двуспальную кровать и скорчилась в позе эмбриона. Она отлично помнила, когда в последний раз так себя чувствовала. Когда она маленькая уснула в объятиях своей уже мертвой матери.
Сага Бауэр не помнила, сколько ей было, когда заболела мать. Но в пять лет она уже понимала, что у матери серьезная опухоль мозга. Мать чудовищно изменилась. Из-за цитотоксинов она стала равнодушной и капризной.
Отца почти никогда не было дома. Саге невыносимо было думать о его предательстве. Уже повзрослев, она пыталась объяснить себе, что это было проявление слабости, но слабости человеческой. Она старалась напоминать себе, что отец просто оказался слаб, но не могла избавиться от гнева. Он словно устранился, переложив всю тяжесть на плечи маленькой дочери. Сага не хотела думать об этом, никогда об этом не говорила. На нее просто накатывала злость.
В ночь, когда болезнь забрала мать, та была так слаба, что не смогла даже самостоятельно принять лекарство. Сага давала ей таблетку за таблеткой, сбегала на кухню за водой.
– Я больше не могу, – прошептала мать.
– Смоги.
– Позвони папе, скажи, что он мне нужен.
Сага позвонила отцу, сказала, что он должен прийти прямо сейчас.