…Она перевернула пузырек и теперь ползает возле кровати, собирая таблетки…
Воспоминание было таким отчетливым.
…Она собирает таблетки в сложенную ковшиком руку, сдувает приставшие ворсинки. В руке у нее с десяток таблеток. С одной стороны каждой таблетки выдавлены две буквы в четырехугольнике…
– Белые, круглые, – сказала Сага. – С одной стороны – буквы… КО… Не понимаю, как я могла их забыть.
Юрек выключил тренажер и долго дышал, улыбаясь самому себе.
– Ты говоришь, что давала матери цитостатики, клеточный яд… Но ты этого не делала…
– Ну почему, – улыбнулась Сага.
– Таблетки, которые ты описываешь, – это кодеин ресип.
– Обезболивающее?
– Да. Но раковым больным не дают кодеин, им дают только сильные опиоиды вроде морфина или кетогана.
– Но я помню именно таблетки… с одной стороны надсечка…
– Да, – только и ответил Вальтер.
– Мама говорила, что…
Сага замолчала. Сердце забилось так сильно, что она испугалась, не изменилось ли у нее лицо. Йона ведь предупреждал, подумала она. Предупреждал, что ни в коем случае нельзя говорить о своих родителях.
Сага сглотнула и уставилась на вытертое покрытие пола.
Ничего страшного, подумала она и направилась к своей комнате.
Просто… так получилось, она немного увлеклась, но все время придерживалась правды.
У нее не было выбора. Не отвечать на вопросы значило бы слишком явно уходить от ответа. Сделка была необходима, но впредь она, Сага, не станет говорить больше, чем нужно.
– Постой, – мягко попросил Вальтер.
Сага остановилась, но оборачиваться не стала.
– За все эти годы у меня не появлялось ни единой возможности сбежать, – заговорил он. – Я знал, что решение о закрытом лечении никогда не будет пересмотрено, я понял, что мне никогда не разрешат побывки… но теперь, когда ты здесь, я наконец-то смогу покинуть больницу.
Сага повернулась и взглянула прямо в светлые глаза на истощенном лице.
– Что я могу сделать? – спросила она.
– Подготовка займет много дней. Но если бы ты взяла на себя снотворное… Мне нужно пять таблеток стесолида.
– Где я его возьму?
– Не спи, тверди, что не можешь уснуть. Попроси десять миллиграммов стесолида, спрячь таблетки, потом ложись в кровать.
– А почему ты сам этого не сделаешь?
Юрек растянул в улыбке искусанные губы:
– Мне никогда ничего не дадут, они меня боятся. Но ты – сирена… Все видят красоту, никто не видит опасности.
Сага подумала, что снотворное может оказаться той малостью, которая позволит подойти ближе к Вальтеру. Она сделает, как он просит, будет помогать ему до тех пор, пока это не опасно.
– Ты принял наказание за мой поступок, так что я попробую тебе помочь, – тихо сказала она.
– Но бежать со мной ты не хочешь?
– Мне некуда идти.
– Будет.
– Расскажи, – улыбнулась Сага.
– Дневную комнату сейчас закроют, – ответил Вальтер и пошел прочь.
Сага почувствовала странное головокружение, словно Вальтер знал о ней все еще до того, как она рассказала о себе. Естественно, теблетки не были клеточным ядом. Сага только верила, не задумываясь, что мать принимала цитостатики. Но в таких случаях не принимают клеточный яд. Саге было известно, что подобные препараты принимают через строго определенный промежуток времени. Вероятно, рак у матери зашел слишком далеко. Единственное, что оставалось, – это усмирять боль.
К себе Сага вошла с таким чувством, словно все время разговора с Вальтером не дышала.
Она в изнеможении легла на койку.
В будущем надо держаться пассивно и таким образом, чтобы заставить Вальтера раскрыть свои планы перед полицией.
Без пяти восемь утра члены группы “Афина” уже сидели в мансардной квартире. Натан Поллок вымыл кофейные чашки и расставил их, перевернув вверх дном, на кухонном полотенце в синюю клетку.
После того как вчера больничная охрана заперла двери дневной комнаты, члены “Афины” просидели до семи часов вечера, анализируя немалый полученный материал. Слушали диалог Вальтера и Саги, структурировали, располагали информацию по степени важности.
– Меня беспокоит, что Сага говорит слишком личные вещи, – сказала Коринн и, улыбаясь, кивнула Натану, который протягивал ей чашку кофе. – Она, конечно, делает это равновесия ради – не уступив Вальтеру, она не сможет вызвать доверия к себе…
– Она контролирует ситуацию, – проговорил Поллок, раскрывая свою черную записную книжку.
– Можно надеяться, – отозвался Йона.
– Сага просто нереальная, – сказал Юхан. – Она сумела разговорить Вальтера.
– Но мы все еще ничего о нем не знаем. – Поллок постучал ручкой по столу. – Кроме того, что его, вероятно, зовут как-то по-другому…
– И что он хочет бежать. – Коринн вздернула бровь. – Но что он думает на самом деле? Для чего ему пять таблеток снотворного? Кого он хочет им накачать? – Она наморщила лоб.
– Дать снотворное персоналу он не может… служащим просто нельзя ничего брать у него, – сказал Поллок.
– Пусть Сага продолжает действовать, как действует, – сказала Коринн, помолчав.
– Не нравится мне это, – заметил Йона.
Он поднялся и подошел к окну, за которым снова пошел снег.
– Завтрак – самый важный прием пищи, – объявил Юхан и достал шоколадный батончик “Даим”.
– Прежде чем мы продолжим… – Йона снова повернулся к сидящим. – Я бы хотел еще раз послушать запись… там, где Сага объясняет, что, может быть, не захочет покидать больницу.
– Мы прослушали ее всего-навсего тридцать пять раз, – вздохнула Коринн.
– Знаю, но у меня такое чувство, что мы что-то упустили. – Голос у Йоны сделался жестким от настойчивости. – Мы не обсуждали это, но… что там происходит? Сначала Вальтер своим обычным голосом говорит, что в мире есть места получше, чем отделение больницы… но когда Сага отвечает, что есть места и похуже, ей, кажется, удается вывести его из равновесия.
– Может быть, – согласилась Коринн и отвела глаза.
– Не “может быть”. Мне случалось по многу часов говорить с Вальтером, я же слышу, как изменился его голос. Вальтер как будто ненадолго ушел в себя, как раз когда описывает то место с красной глинистой водой…
– И высоковольтными проводами и автопогрузчиками, – прибавил Поллок.
– Я точно знаю, что тут что-то есть, – сказал Йона. – И не только то, что Юрек заговорил о реальном воспоминании неожиданно для самого себя…