Капустин зло посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мы загнали джип под арку пятиэтажного дома и пешком отправились на вокзал. Капустин все-таки расстался с чемоданом, но посматривал на меня с таким подозрением, будто ожидал моего скорого и неминуемого бегства.
До отхода челябинского поезда оставалось десять минут. Он уже стоял на первом пути. Проводники в форменных шинелях весело топтались на перроне, с удовлетворением разглядывая лежащий повсюду снег.
Я взяла у Капустина билет и отправилась на посадку в двенадцатый вагон. Кроме обычной предосторожности, у меня имелась и еще одна причина попасть в купе первой. Но об этом мне не хотелось распространяться.
Вскоре ко мне присоединились и остальные. Сначала появился Капустин, которому я тут же сообщила, что стальной чемоданчик теперь в полном его распоряжении и находится под нижней полкой. У него наверняка возникло искушение проверить, не взяла ли я каким-нибудь образом пару камушков на память, но он ограничился тем, что приподнял полку и убедился, что чемоданчик действительно находится там.
Потом появились Пряжкин с Чижовым, и первый, незамедлительно вскарабкавшись на верхнюю полку, спрятался там и затих. Чижов сел рядом со мной и, положив на колени больную руку, с надеждой спросил:
— Неужели ушли?
Капустин сплюнул через плечо. Я выглянула в окно. Уже совсем рассвело. Начиналось холодное серое утро. Редкие провожающие махали с перрона руками.
Поезд тронулся незаметно. Слегка качнулся вагон, и чуть сдвинулось здание вокзала. Провожающие отступили и медленно потянулись вслед за поездом, вглядываясь в окна.
Капустин ожил и радостно потер ладони. Я пожала плечами.
— Может быть, все и позади, но все-таки призываю вас быть осторожнее, — сказала я. — В купе вагона должен кто-то оставаться. Когда я говорю «кто-то», то не имею в виду Пряжкина. Кто-то из нас. И стучаться будем условным стуком. Мало ли что…
— Нет уж, — категорически заявил Капустин, — с меня хватит!
Чижов обернулся ко мне и недоверчиво спросил:
— Вы думаете, они могут нас каким-то образом догнать?
Я опять пожала плечами:
— Почему бы и нет?
Мы проехали Ключи, потом Ступино. Никаких происшествий. Убаюканная стуком колес, я задремала, привалившись к стене вагона, и проспала, наверное, часа два.
Потом меня осторожно разбудил Чижов и поинтересовался, не хочу ли я позавтракать. Я подумала и решила, что хочу.
— Мы с Анатолием Витальичем уже, — сообщил Чижов. — Поочередно, конечно. Чтобы вас не беспокоить.
— А Пряжкина вы кормили? — спросила я.
Чижов пожал плечами.
— Ну куда это годится?! — рассердилась я. — Даже животных положено кормить хотя бы раз в день! Пряжкин, слезайте, пойдем с вами в ресторан!
— Спасибо, — прошелестел с верхней полки Пряжкин. — Я лучше здесь… Вы мне, если можно, булочку какую-нибудь…
Окончательно протрезвев, он сделался необыкновенно тих и стеснителен. На мои уговоры он так и не поддался, печально и жалобно выглядывая с верхотуры своим целым глазом.
Я позавтракала в ресторане и, захватив с собой несколько бутербродов для Пряжкина, вернулась в купе. Капустин спал, отвернувшись лицом к стене. Пряжкин, увидев бутерброды, прослезился и принялся тут же жевать, прикрываясь из деликатности рукавом.
Чижов, ловко подтянувшись на локтях, с наслаждением рухнул на верхнюю полку и мечтательно объявил:
— Ну, вот теперь и я задам храпака!
Я заперла дверь купе и села у окна, любуясь горными пейзажами, особенно красивыми теперь, когда зелень хвои и гранитные изломы скал так контрастировали с белизной выпавшего снега.
Незаметно меня опять сморил сон, и некоторое время в нашем купе царила умиротворяющая тишина. Равномерный шум поезда был гармоническим дополнением этой тишины и не мог потревожить наш сон. А потом он неожиданно оборвался, и мы немедленно пробудились.
Хмурый и не вполне проснувшийся Капустин быстро сел и выглянул в окно.
— Что за черт, — хрипло сказал он. — Почему стоим?
Время давно уже перевалило за полдень. За окном было пасмурно. Поезд остановился среди высоких холмов, на склонах которых лежал щедро выпавший снег и росли молодые сосны. Через гряду холмов уходила к горизонту линия высоковольтки. Вокруг не было ни души.
— Ничего не понимаю! — рассердился Капустин.
Мы прислушались. Из коридора в непривычной тишине доносились звуки торопливых шагов и неразборчивые озабоченные голоса.
— Что-то, похоже, случилось, — пробормотал Чижов, свешиваясь с полки.
— Надеюсь, это «что-то» не имеет к нам никакого отношения! — пробурчал Капустин, невольно поглядывая в мою сторону.
По-видимому, он вообразил, что все неожиданности в пути происходят по моему недосмотру. Впрочем, это обычная реакция мужчин на сложности жизни. Обычай этот зародился, наверное, еще в те давние времена, когда появление женщины на корабле считалось плохой приметой. Мужественные бородатые мореходы не желали признавать, что большинство кораблекрушений происходит из-за непомерной гордыни капитана и беспробудного пьянства экипажа.
Впрочем, я тоже надеялась, что задержка в пути вызвана безобидными причинами, и, решив поскорее в этом убедиться, отправилась на поиски проводника.
Искать долго не пришлось — проводник сам шел навстречу в сопровождении начальника поезда — они стучались во все купе и произносили одну и ту же удивительную фразу:
— Господа! Аварийная остановка. Просьба немедленно освободить вагон!
При этих словах у Капустина вытянулось лицо.
— Позвольте, — возмутился он. — То есть как это выйти? Куда выйти? На улице снег, ветер… Почему мы не едем?
Начальник поезда, уставший от объяснений, смерил его злым взглядом и сухо пояснил:
— Из Коряжска пришла радиограмма — срочно эвакуировать всех пассажиров. Поступило сообщение, что в поезде заложена бомба. Ждем оперативную группу, — он не вытерпел и закончил почти криком: — И прошу проявлять сознательность! Мне, что ли, удовольствие здесь торчать?!
Мы были так поражены, что не стали больше задавать никаких вопросов. Железнодорожники пошли дальше, а мы закрылись в купе и устроили совещание.
— Какая бомба! — горячился Капустин. — Какой — то пьяный идиот шутки шутит, а меня в Сызрани ждут! — Тут он осекся и с испугом посмотрел на верхнюю полку, где лежал Пряжкин.
Тот не подавал никаких признаков жизни, и трудно было понять, принял ли он информацию о Сызрани к сведению.
— Бомба не бомба, — рассудительно заметил Чижов, — а ждать нечего. Пока они весь поезд не перетрясут, мы с этого места не сдвинемся. Ничего не поделаешь, судьба!