— Черт побери! В таком случае я останусь здесь! — заявил Капустин. — Это сколько же часов придется на шпалах простоять! Так и до воспаления легких недалеко.
— А вдруг действительно бомба? — подал голос Пряжкин. — Сейчас везде только и слышно — терроризм… Я уж лучше выйду…
— Я тебе выйду! — угрожающе прошипел Капустин. — Я тебя вперед ногами…
— Не надо ругаться, — мягко сказала я. — Вопрос ведь не в том, выходить или не выходить. Вопрос в том, уходить нам отсюда или нет.
Все с недоумением уставились на меня.
— Еще новости! — саркастически воскликнул Капустин. — Куда это мы должны уходить?!
Я не успела ответить — раздался нетерпеливый стук в дверь. Открыв ее, я увидела сердитого, красного как рак проводника.
— Вам особое приглашение? — начал он с места в карьер. — Сказано очистить — выполняйте!
Усталость сказывалась — мне ужасно захотелось ответить этому унтеру так, чтобы он запомнил мой ответ на всю оставшуюся жизнь. Но я сдержалась и даже одарила проводника очаровательной улыбкой.
— Конечно, мы выйдем… — проворковала я. — Только ответьте нам на один вопрос, — для убедительности я пошарила в кармане плаща и, достав оттуда две новенькие десятки, незаметно переложила их в карман железнодорожной тужурки. — На один маленький вопросик…
— Да я что ж, — заметно подобрев, пробормотал он. — Если, конечно, в наших силах…
Я разложила перед ним карту и попросила показать на ней место, где мы находимся. Он наклонился и, внимательно рассмотрев карту, уверенно ткнул пальцем.
— Огромное вам спасибо! — делая большие глаза, сказала я.
— Да не за что! — скромно сказал проводник и, помявшись, добавил: — А очистить все же придется… потому что в распоряжении…
— Очистим — не сомневайтесь. Через пять минут вы нас и не найдете!
Он благосклонно кивнул и пошел ругаться дальше.
Я опять заперла дверь и принялась изучать карту.
— Что вы там смотрите? — не выдержал Капустин. — Карты какие-то, условные стуки… Строите из себя Агату Кристи! Какая вам разница, где мы сейчас находимся?
Я пропустила его болтовню мимо ушей — оказываясь в безопасности, этот человек непременно делался чванлив и груб. Вдобавок он сразу немного глупел. Я уже поняла, что бороться тут бесполезно. Это была какая-то особенность его организма. И потом, я надеялась на скорые положительные перемены, потому что опасность была уже близко.
— Разница очень большая, — спокойно сказала я и придвинула к нему карту. — Вот посмотрите. Наш поезд стоит здесь. А вот, совсем рядом, — автомобильная трасса. Видите, на карте они почти впритык. Думаю, что до нее отсюда не больше получаса ходьбы даже по такой погоде.
— Ну и что? — высокомерно спросил он.
— Дело в том, — внушительно сказала я, стараясь произвести впечатление, — что, как я предполагаю, сообщение о бомбе поступило от наших конкурентов.
Капустин громко фыркнул:
— Бред!
Он посмотрел на Чижова, как бы приглашая его посмеяться над неудачной шуткой. Но тот нахмурился и, подсев ближе, заглянул в карту.
— Гм, действительно, — пробормотал он и посмотрел на часы. — Минут десять уже стоим…
— Ты что, тоже считаешь, что нам в поезд бомбу подложили?! — вспылил Капустин.
— Не бомбу подложили, — терпеливо сказал Чижов, — а под эту марку поезд тормознули. Сами они давно из Коряжска на машине выехали, а одного человечка там оставили, чтобы позвонил. Время примерное рассчитали…
— Я думаю, они будут здесь с минуты на минуту, — серьезно сказала я. — Вот вам и ответ на ваш вопрос — куда уходить. Подальше от поезда.
Капустин обвел нас растерянным взглядом.
— Вы что, и вправду так считаете? — несмело произнес он. — А почему нам не остаться здесь? Тут люди… Они не посмеют…
— Еще как посмеют, Витальич, — решительно возразил Чижов. — Никто и не пикнет. А они — на трассу, и ищи ветра в поле! Оперативники еще когда прибудут!
— А к тому же, — напомнила я, — если мы с ними затеем тут разборку и в дело вмешается милиция, рано или поздно ваш багаж неминуемо подвергнется проверке. Куда ни кинь…
Капустин внезапно побледнел. Во взгляде его появилось кроткое и покорное выражение.
— Тогда пойдемте, — сказал он, вставая. — Только… — Он не договорил, махнул рукой, вытащил из-под сиденья кейс и вышел из купе.
На заснеженной насыпи возле железнодорожного полотна собрались уже почти все пассажиры. Все были раздражены и напуганы. Мужчины ругались. Где-то плакал ребенок. Начальник поезда, багровый как свекла, срывал голос, в сотый раз объясняя, что это не его штучки и он сам страдает не меньше других.
— В какой стороне шоссе? — деловито спросил Чижов.
Я осмотрелась. В расселине между двумя холмами метрах в двухстах от места, где мы стояли, по неглубокому снегу двигалась цепочка людей. Они шли как раз со стороны автотрассы. Я махнула в их сторону рукой.
— Во-он в той, — сказала я Чижову. — Откуда сейчас тащатся наши друзья.
— Эх, черт! — вырвалось у него. — Витальич, отрываться надо!
Капустин тоскливо оглядел заснеженные холмы.
— Ну куда? Куда мы пойдем?! — плачущим голосом воскликнул он.
— Придется перебраться через холм, — сурово сказала я. — Там выйдем на трассу и на попутках доедем до следующей станции. Не станут же они тормозить все поезда подряд!
— А если они нас догонят? — с ужасом произнес Капустин.
— Если не будем трепаться, — ответила я, — а пойдем прямо сейчас — не догонят.
Капустин сник, но опять был вынужден покориться. Встреча с Трофимом пугала его больше, чем прогулка по зимнему лесу. Стараясь не привлекать внимания, мы спустились с насыпи и скрылись в молодых посадках, тянувшихся вдоль железной дороги.
Вскоре я поняла, что положение наше гораздо хуже, чем казалось. Капустин, вероятно, уже давно отвык от пеших прогулок, а марш по пересеченной местности, покрытой участками неглубокого мокрого снега, вообще оказался для него непосильной задачей. Он побледнел и запыхался. Через каждые пять минут он останавливался, чтобы вытряхнуть из башмаков снег, и беззвучно ругался.
Не лучше выглядел и Пряжкин. Алкоголь, стрессы и бессонные ночи вымотали его до предела. Он плелся в хвосте нашей маленькой колонны и поминутно хватался за сердце. Чижов, несмотря на нездоровье, держался молодцом. Вдвоем с ним мы без труда ушли бы от погони. Но дело было не в нас, и поэтому скорость была черепашьей. Мы едва начали подниматься на холм, когда преследователи смешались с толпой у поезда. Скрываясь за кронами молодых сосен, мы могли рассчитывать на то, что наш маневр останется незамеченным, однако мы понимали, что у наших аутсайдеров уже не осталось сил ни на какую маскировку. На середине холма Капустин уронил на снег чемоданчик и обреченно сел на него, блуждая по сторонам абсолютно бессмысленным взором.