– И мне… – проронила Дайнека.
– Что? – не поняла Нина.
– Интересно, за что. – И она уточнила: – Я тоже хотела бы знать.
– Эта особа в курсе всего, что происходит у нас в доме, – произнесла Эльза Тимофеевна. – Она все время сидела у окна.
– И на балконе, – подтвердила Дайнека.
– Могу предположить, что она знает то, чего не должна знать. – Эльза Тимофеевна отставила чашку. – Любопытство – опасная вещь.
Дайнека вскочила на ноги.
– Ты куда? – спросила Нина.
– Мне нужно идти.
– А чай?
– В другой раз, – Дайнека кинулась к двери.
Нина едва успела ее проводить.
Вернувшись домой, Дайнека не могла найти себе места. Ходила взад и вперед, мысленно сопоставляя время нападения на старуху с вчерашним визитом Родионова. Он мог явиться после того, как на нее напал. Увидел их с Сергеем из окошка ее квартиры и пришел их уличить, не догадываясь, что уличат его самого.
Дайнека прошла в кухню и взяла со стола визитку Крюкова, которую оставил отец. Вернулась в комнату, нашла телефон и позвонила следователю.
– Это Людмила Дайнека.
– Что стряслось? – И он напомнил: – Мы с вами расстались чуть больше часа назад.
– Где вы?
– Над вами.
– В квартире на третьем этаже? – уточнила Дайнека.
– В точку, – сказал он.
– Это правда, что ночью напали на старуху?
– Правда.
– Вы знаете почему?
– Нет. А вы знаете?
– Знаю, – заявила она.
– В этом я не сомневаюсь.
– Это ирония?
– Всего лишь жизненный опыт, – вздохнул Крюков и уточнил: – От меня вам что сейчас нужно?
– Да как вы не понимаете! Ее окна как раз напротив моих!
– И что?
– Она все время наблюдала, то с балкона, то в окно.
– Она инвалид. Что еще ей оставалось. – Наконец Крюков изрек то, чего она ждала. – Вы хотите сказать, что старуха видела убийц Полежаевой?
– Да! Ее надо спросить! – выпалила Дайнека.
– Прошу вас, не мешайте работать, – сказал следователь и отключился.
Разочарование – ключевое слово этого дня. Дайнека плюхнулась в кресло, закинула голову и стала изучать потолок. Там наверху проходила насыщенная киношная жизнь. По квартире ходили разные люди, в том числе Крюков.
Последнее утверждение было ошибочным, потому что Крюков «нарисовался» в ее гостиной.
– Почему дверь нараспашку? – Он оглядел комнату. – У вас все нормально?
– Все… очень… плохо, – не глядя на него, проговорила Дайнека.
Следователь замялся.
– Знаете, а ведь вы были правы…
– В чем? – она ожила.
– Галкина звонила в дежурную часть.
– Галкина – это старуха с балкона? – догадалась Дайнека.
– Звонила с намерением сообщить важную информацию. Потом, видимо, передумала или испугалась чего-то. Если бы сообщила – осталась бы невредимой. Так что вы оказались правы. – В его голосе послышалось уважение.
– Вот видите, – сказала Дайнека, тут же забыв о страшных разочарованиях, которые ее преследовали весь этот день.
Дайнеке пришлось постараться, прежде чем секретарь соединила ее с Музычко, главным редактором «Литературного вестника».
– Это Дайнека говорит. Людмила. – Она прикрыла трубку рукой и прокашлялась.
– Простите, что-то я вас не припомню.
– Как же так, Виктор Николаевич, мы с вами говорили про Тихонова, про его роман, то есть про тот, который он…
– Девочка-ручки-домиком? – Музычко захохотал. – Теперь-то зачем я вам нужен? Надеюсь, не просто так поболтать.
– Нет, что вы! Я же понимаю, вы человек занятой.
– И тем не менее мне звоните.
Дайнека не нашлась, что ответить.
– Ну, так что? – спросил Музычко.
– Хотела у вас спросить…
– Давайте.
– Я опять насчет той рукописи.
– Понимаю.
– Как она выглядит?
– Это вы у меня спрашиваете?
– Я неправильно выразилась. Лучше так: как она могла бы выглядеть?
– Листы писчей бумаги. Стопка толщиной сантиметров десять, не меньше. Предполагаю, что в изданный Тихоновым роман вошла только ее часть.
– Подождите, я запишу… – она взяла ручку и придвинула к себе листок. – Десять сантиметров. Все, записала.
– Послушайте! – на этот раз в его голосе послышалось раздражение. – Зачем вам все это? Для чего вы тратите свое и мое время? Займитесь лучше уроками.
– Я уже закончила школу, – доложила Дайнека. – И сдала первую сессию.
– Ну так отдыхайте! И оставьте меня в покое.
– Виктор Николаевич, – в эти слова она вложила все свое желание получить нужную ей информацию. – Вот мы все говорим, что молодежь мало читает…
– Вы издеваетесь надо мной? – спокойно спросил Музычко. – Неужели вы рассчитываете, что я поведусь на эту дешевую провокацию?
– Простите, я просто не знаю, как к вам подступиться.
– Хорошо, что там у вас еще? – По-видимому, его тронула ее искренность.
– Как, по-вашему, выглядит текст на листах?
– Написан, скорее всего, от руки. И, замечу, не шариковой ручкой – их тогда в природе не было. Может быть, напечатан на пишущей машинке. – Он помолчал. – Что вряд ли.
– Почему?
– Печатные машинки в те времена были дефицитом. И если предположить, что роман создан далеким от издательских дел человеком, то, скорее всего, он писал от руки. Наверняка в тексте немало помарок и исправлений.
– А как страницы обычно складывают?
– О чем вы?
– Ну, в папку, или скрепками соединяют, или сшивают.
– Здесь вы не мудрите. Прятал ее Тихонов. Например, в обычной конторской папке.
– Вот о чем я подумала. Наверняка еще живы люди, которые были свидетелями тех событий.
– С какой целью интересуетесь?
– Они-то знают, кто про них написал.
Музычко замолчал, потом нехотя произнес:
– Вы, дорогая Людмила, утратили чувство реальности. Описываемые события происходили во время войны. Году в семидесятом еще можно было кого-то найти. Однако я не ставил перед собой такую задачу, сосредоточил усилия на анализе текста, сопоставлениях, экспертизах. Меня интересовал исключительно литературный аспект.