– Вон пошел, – Мефодий понял, что еще немного – и сорвется.
– Смотри, я ж по-хорошему хотел… – Витек поднялся и вытер влажные ладони о подлокотники кресла. – По-родственному. Чего сор из семьи выносить?
– Понимаешь, – Мефодий сгорбился в кресле, уткнув локти в колени, – им нужны были деньги. Несмотря ни на что… и Витек не соврал. Они подали в суд. А самое смешное, они выиграли дело. Отсудили эту чертову квартиру… совместно нажитое имущество… раздел. Я вообще плохо понимал, что происходит. Вызывали повестками – приходил. Пить начал. Мне, честно говоря, плевать было на квартиру. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. А они все приходили, требовали… освободить жилплощадь. И вещи мои перебирали, чтобы лишнего не унес.
Машка пыталась представить, каково ему было.
Плохо.
– Двоюродные братья, троюродные сестры… тетки, дядья, племянники… они следили за мной. Вытаскивали мои вещи, говорили о том, сколько что стоит, ничуть меня не стесняясь, словно меня уже и не было. Кто-то попытался подсунуть бумаги… я пил, и помню, сидел в кухне, а мне все подливали и подливали. Сочувствовали. Хлопали по плечу, а потом сунули эти чертовы бумаги, сказали – подписывай.
– А ты?
– Я тогда не все мозги пропил. Отказался. К счастью.
– И приняли отказ?
– Орать стали. Если бы и дальше уговорами, я, быть может, и сдался бы. Дошел бы до нужной кондиции, а они орать… и кто-то за шиворот схватил, стал трясти. Голос над ухом помню… драка случилась. Боль хорошо отрезвляет, Машенция. Я пришел в сознание, правда, ненадолго. Убрался из этого гадюшника. А потом очнулся на другой квартире, съемной.
Он неловко повел плечами и поднялся.
– Я слабый человек, как оказалось. Вместо того чтобы взять себя в руки, я начал пить. Спускался вниз, на первом этаже дома был магазинчик, затаривался, поднимался и пил. И спился бы, если бы не Кирилл. Он объявился однажды и забрал меня оттуда.
– Сюда?
– Сюда, – подтвердил Мефодий. Описав полукруг по комнате, он остановился за Машкиным креслом. – В дом с привидением. Это он так шутил. Он ведь не верил в призраков.
Но Машка видела женщину в белом!
Впрочем, сегодня она уже сама стала сомневаться в правдивости этого видения.
– Кирилл сказал, что он пытался со мной связаться, а я не отвечал на звонки. И что я идиот, если позволил себя использовать. Что вины моей нет, Леночка была взрослым человеком…
Только несмотря на все уверения, Мефодий продолжал ощущать за собой эту вину. За срыв. За слова, брошенные в запале ссоры. За то, что не пошел за ней, не остановил.
За саму эту поездку.
– Он и родственничков ее осадил… они все успокоиться не могли. Мало было. Кирилл с ними переговорил и как-то так, что звонки вдруг прекратились. Я помню, как он мне сказал, что пьянство – это слабость. А купание пьяным, даже в бассейне – глупость.
Мефодий коснулся ее волос, и Машка замерла. Это прикосновение не было неприятным.
– И вот после разговора недели не прошло, как он утонул. Пьяным. И отнюдь не в бассейне. Поэтому, Машенция, я не верю, что эта смерть – очередной несчастный случай. И еще: я не убивал своего брата. Веришь?
Разве она могла ответить иначе? И Машка, глядя в светлые глаза Мефодия, сказала:
– Верю.
– Глупая ты, Машенция, – он провел ладонью по волосам. – Доверчивая. Я же мог сочинить эту историю, чтобы тебя разжалобить.
Он снова прятался в скорлупу, притворяясь человеком злым, равнодушным.
– Зачем? – спросила Машка.
– Да… как знать. Я не понимаю, что происходит в этом доме, – признался Мефодий, вытягивая прядку. – Третий месяц здесь, а все равно не понимаю.
– Но вас хотят убить!
– Тебя, раз уж мы на откровенности перешли, то выкать глупо.
– Хорошо. – Машка заерзала, его близость заставляла нервничать. – Тебя. Хотят убить тебя. Ты же видел призрак?
– Не призрак. – Мефодий оставил-таки Машкины волосы в покое. – Я видел женщину в белом, но я не готов признать, что она – призрак.
Он отошел и взял со стола записную книжку, открыл на середине и зачитал:
– Двадцать девятое августа. Грета вновь сцепилась с Софьей. Почему они не могут ужиться мирно?
– Что это?
– Дневник Кирилла. Признаюсь, я не знал, что он вел дневник, но многое становится понятным. Хотя… забавно, да? Жена и любовница в одном доме, и Кирилл удивляется, что они не могут ужиться мирно. Но слушай дальше. «Я попытался поговорить с обеими. Грета считает, что я проявляю неуважение к ней, оставив здесь напоминание о супружеской измене. Мне пришлось указать ей, что в моем сейфе хранится целая коллекция подобных напоминаний. И если она сама не давала себе труда быть верной мне, то пусть принимает как должное и ответную неверность». Каково?
– Странно, – призналась Машка.
– Дальше. – Мефодий перевернул страницу. – «Софья, в свою очередь, желает остаться единоличной хозяйкой, вернее, опекуншей при сыне, которого полагает единственным моим наследником. Я напомнил ей, что в ближайшие годы не собираюсь покидать сей грешный мир. На что Софья ответила, что в жизни случается всякое и я обязан позаботиться о мальчике».
Мефодий прервал чтение, но лишь затем, чтобы перевернуть страницу.
– «Вечером столкнулся с Гришкой. Вынужден признать, что я и вправду не уделял должного внимания воспитанию сына. Он вырос беспринципным существом, чье раздутое материнской любовью эго нуждается в хорошей порке. Он заявил, что я обязан увеличить его содержание, а еще завести дом в приличном месте, желательно в городе. На острове Гришке скучно».
– Он видел их, – Машка воспользовалась паузой в чтении. – Вы не правы были, говоря, что ваш брат не понимает людей, которые собрались в доме. Понимал. И видел каждого.
Но тогда зачем он их здесь… мысль была неожиданной.
– Запер, – озвучила Машка ее, глядя не на Мефодия, а на собственные ногти, с которых стал облезать лак. – Он их здесь запер. Как в тюрьме, только очень-очень комфортной. И оставил наедине друг с другом… ему… нравилось?
– Нет, – Мефодий перевернул страницу. – «Моя задумка, прежде казавшаяся любопытной, теперь стала утомлять. Их слишком много, и ненавидя друг друга, меня они ненавидят куда сильней. Не удивлюсь, если вскоре ненависть толкнет их на убийство».
– Но они же могли уехать!
– Куда? – спросил Мефодий.
Действительно, куда?
– Машенция, их всех держит отнюдь не страх. Дорога свободна, и я хоть завтра отвезу весь гадюшник на пристань. Дело в том, что они отвыкли жить на воле. Слушай. «Тридцатое августа. Произошло событие, которое несколько меня смутило. Я не верю в сверхъестественное, но эта встреча, пожалуй, способна нанести удар по моему сугубо реалистичному мировоззрению. И все же я склоняюсь к мысли, что имею дело с розыгрышем, хорошо поставленным, дорогим, но розыгрышем».