— Останусь, — вынужденно согласилась Александра. — Но где же ваша мать? Куда уехала?
— Она ничего не сказала, — отмахнулась Марианна. — Оставила мне ужин, велела ложиться пораньше и ушла пешком в деревню. Знаете, сколько ей лет? Восьмой десяток пошел! А ходит быстро, не догонишь! Железное здоровье… И характер тоже железный… — В голосе женщины послышалась горечь. — Она и настояла, чтобы я вышла замуж за Даниэля. Так уговаривала, столько доводов привела… Думаю, если бы она была моложе, сама бы за него вышла, так он ей нравился! Вот это была бы пара на славу! У нее тоже вечно в голове правила… Одни правила… Правила, приличия и традиции. Думаете, она не любит меня? Еще как любит! Но своими руками засунет обратно в клинику, чтобы я не портила репутацию такой замечательной старинной семьи, как Делавини! Ведь нельзя допустить, чтобы вся округа узнала, что мадам Делавинь — наркоманка!
«Ну вот, слово и найдено! — Александра, не отвечая, ожидала, пока Марианна справится с замками входной двери коттеджа. — Значит, они ее скрывали только из-за этого… Привидения мадам Делавинь не посещали. Она прекрасно справилась и без них!»
Художнице вспомнился один разговор двухгодичной давности — он часто приходил ей на ум в последнее время. Тогда она жила у друзей в Италии, в Южном Пьемонте, куда приехала по делу, ознакомиться с частной коллекцией живописи, оказавшейся довольно посредственной. Там, в одной из вымирающих деревень, бедных и наполовину опустевших, она познакомилась со стареньким священником, настоятелем прихода, в котором числилось несколько десятков человек, являвшихся в церковь на Рождество и на Пасху.
«Погибнуть для Царствия Небесного не так-то легко…» — с улыбкой говорил этот священник, больше похожий на школьного учителя, в своем потертом пиджачке и в теплом шарфе, обвитом вокруг коричневой морщинистой шеи. В концы шарфа он зябко кутал пальцы. Зима в тот год была холодная, в церкви не топили, и когда они с Александрой разговаривали, у них изо ртов вырывались клубы серого пара. «Не так-то легко! — повторял священник, дуя на кончики пальцев. — Господь всегда опекает нас, грешников… оставляет время для покаяния…» В закрытую дверь церкви с силой колотился ветер, прилетевший из соседней дубравы — безлистной, черной, похожей на декорацию зловещей сказки. «Но, — внезапно его кроткие маленькие карие глаза становились загадочными, как у черепахи, — человек все-таки может погибнуть, если сам очень этого захочет и будет настаивать! Человек может все… Нам дано слишком много свободы… Слишком много!»
— Вот мы и дома! — радостно воскликнула Марианна, распахивая дверь коттеджа. — Проклятые замки, я в темноте выбрала не тот ключ! Заходите, и давайте поищем что-нибудь из еды! Я безумно голодна! То, что оставила мне мать, я не ела! Каша мне опротивела и в клинике!
— Я бы предпочла найти сухую одежду, — пробормотала Александра, переступая порог следом за ней.
…Она стояла в столовой, где Лессе угощали ее ужином еще позавчера, но показная роскошь этого помещения казалась ей теперь поблекшей, унылой. Марианна весело прохаживалась по всему первому этажу, хозяйничая так свободно, словно была законной владелицей этого особняка. Хлопали двери комнат, дверцы шкафов, раздавались оживленные возгласы. Женщина то и дело прибегала и ставила на стол принесенные из кухни припасы.
— У них есть все! — радостно говорила она. — Я нашла ветчину, салат, сыр, вино… Хлеба мало и он черствый, но это не беда! Перекусим, и я покажу вам, где будет ваша спальня!
— Я не могу есть. — Александра ощущала упадок сил. Она отодвинула стул и присела к столу. — Кажется, я простудилась. Я бы лучше приняла горячую ванну. Минутку посижу с вами и пойду… Сама отыщу, где прилечь до утра. Вы уверены, что никому не надо позвонить?
— Кому звонить? — с выражением крайнего презрения проговорила Марианна, сооружая себе бутерброд. — Его сестре? Чтобы эта стерва обложила меня последними словами? Чтобы Даниэль примчался сюда и начал проклинать за то, что я сломала ему жизнь? Он считает себя жертвой обстоятельств… Тут одна жертва — я!
— Быть может, есть и другие…
Александра произнесла это автоматически и тут же пожалела о своей откровенности. Лицо Марианны вытянулось. Она положила бутерброд и с подозрением взглянула на собеседницу:
— Вы что-то знаете? Вы знаете больше, чем говорите мне, да? Кто вы? Погодите… — Она провела пальцами по лбу и вновь бросила на художницу пронизывающий взгляд. — У меня все в голове путается… Вы подруга новой соседки? Той, что купила наш старый дом? Вы не любовница Даниэля. А она?
— Уверяю вас, ни я, ни моя подруга никаких видов на вашего супруга не имеем! — заверила ее Александра, встревоженная этой бурной и весьма хаотичной тирадой.
Марианна несколько секунд пристально смотрела на нее, потом пожала плечами:
— В сущности, мне-то какое дело? Пусть даже так… Он погубил мою жизнь, вот что я вам скажу, погубит и вашу, если вы с ним связались. Это ненормальный человек, который всех остальных считает сумасшедшими. Сталкивались с такими? Они правда могут свести с ума или заставят вас поверить в то, что вы сошли с ума! Если с ними долго жить рядом, обязательно рехнешься!
— Я пойду поищу, во что переодеться!
Александра поднялась из-за стола и пошла к двери, напутствуемая возгласом Марианны:
— Спальню на втором этаже не занимайте!
Она моя!
В ванной комнате на первом этаже Александра стянула с себя мокрые вещи, развесила их на горячем полотенцесушителе и накинула пушистый купальный халат, доходящий почти до пола. Судя по размеру и расцветке — коричневой с черным, — он принадлежал хозяину дома. Ей сразу стало тепло. Она открыла кран, и в ванну хлынул поток голубоватой воды. Постепенно вода нагрелась, и от нее пошел легкий пар. Зеркало, висевшее над раковиной, запотело. Александра заперла дверь на задвижку. Это инстинктивное движение вызвало у нее невеселую улыбку.
«Одна из самых диковинных, идиотских ситуаций в моей жизни, — думала она, пробуя воду кончиками пальцев и развязывая пояс халата. — Я пустилась ночью по заброшенной дороге, через поля, пробралась в частное владение, влезла в чужой дом вместе с полусумасшедшей женщиной или наркоманкой… А может, Марианна и то и другое — кто знает? И вот она безмятежно ужинает, а я собираюсь принять ванну. Потом мне придется остаться на ночлег. О том, что я здесь, никто на свете не знает! Она может зарезать меня среди ночи… А ее мать, когда вернется и обнаружит, что натворила дочурка, свалит меня в какую-нибудь яму в парке, как бедного пса, и закидает землей. Если и найдут мои кости спустя много лет, никто не отличит их от тех, других, которые тут и там разбросаны по парку… Ведь это, по сути, кладбище, а значит — самое идеальное место, чтобы спрятать труп!»
Ванна набралась. Она выключила кран и погрузилась в горячую воду по самый подбородок. Закрыв глаза, Александра некоторое время лежала без единой мысли, покорившись теплу, проникающему в ее озябшие мышцы, заставляющему быстрее бежать кровь. Время от времени она ныряла с головой, и в ушах поселялся глухой загадочный шум, словно к ним были приложены морские раковины. Александра вдруг словно отделилась от собственного тела и видела все происходящее будто со стороны.