«А что, если…» – в голове Семена Крестовского созрел фантастический план. Он представил себе, как подходит к камину, берет чугунную кочергу и с размаху бьет Рака по голове. Потом еще и еще раз… Мысленно замахиваясь кочергой, Крестовский мечтательно улыбался.
– С хорошими новостями пришел, Крест? – Вадим Николаевич смотрел на него, не оборачиваясь.
«Что за чертовщина!» – Крестовский не сразу сообразил, что лицо патрона – всего лишь отражение в зеркале.
– Ну, садись. Выпьешь чего-нибудь? – Рак подошел к барной стойке.
«Я не должен, не должен бояться!» – Крестовский непроизвольно кивнул. К горлу подкатила тошнота, привычный страх сдавил сердце.
Стакан с виски тяжело заскользил к нему по стеклянной столешнице, оставляя след, похожий на обмелевшую реку.
– Ах, черт! – хозяин дома раздраженно выкрикнул: – Дарина! Дарина, или кто там! Лена! Где ты?! Дура чертова… Лена!
– Я здесь! – чувствовалось, что его жена бежала по коридору и оттого запыхалась. Вид у нее был такой, будто она вот-вот хлопнется в обморок.
– Куда подевалась прислуга?
– Дарину я отпустила к врачу, у нее заболел зуб. А у Надежды Ивановны выходной.
В прищуренных глазах Вадима Николаевича разгорался садистский огонь. Взяв в руки стакан, он не спеша сел на диван.
– Были бы у тебя мозги, ты бы сообразила, что нельзя отпускать сразу двоих.
Елена молчала, только лицо становилось бледнее, и при каждом вздохе раздавался всхлип, похожий на тихий стон.
Вадим Николаевич спокойно наблюдал за ее мучениями.
– Если некому, кроме тебя, вытри сама.
– У меня ничего нет… Я не знаю… – маленькая грудь вздымалась все чаще, девушка на глазах теряла сознание, нащупывая рукой, на что опереться. Теперь отчетливо слышался болезненный свист ее тяжелого дыхания.
– А мне насрать. Сними блузку и вытри ею.
Девушка пошатнулась, послушно подняла руки, чтобы снять кофточку, и рухнула на пол. Скорчившись, она захрипела.
– Бери свой стакан, Крест, пошли отсюда, – Рак первым покинул комнату.
У входа в библиотеку он нехотя бросил охраннику:
– Вызови врача и отнеси «пшикалку». Там, в гостиной, у Елены приступ.
Охранник кинулся выполнять приказ.
– Что с ней? – Крестовский понемногу пришел в себя.
– Астма. – Патрон недовольно поморщился и сел в кресло. – Нужно было проверить ее у врачей, прежде чем жениться. Оплоша-а-а-л… В следующий раз умней буду. А ты, Крест, женат?
Впервые они заговорили о его личной жизни. Крестовский покачал головой. Страх на время оставил его. Вадим Николаевич нетерпеливо заерзал в своем кресле.
– А ну-ка, расскажи, расскажи… А я послушаю… Неужели один? Мне всегда казалось, что ты женат.
«Каза-а-алось! – мысленно огрызнулся Крестовский. – Тебе до меня и дела-то нет».
– Не женат, но живем вместе.
– Давно?
– Одиннадцать лет.
– Молоденькая?
– Моя сверстница.
Рак недоверчиво покосился:
– Да ну?
– Ей, как и мне, сорок.
– Геро-о-о-й… – Вадим Николаевич ухмыльнулся.
От обиды у Крестовского запылало лицо. «Педофил вонючий!» – он испытал невыразимое желание защитить свой выбор и свою не слишком удавшуюся жизнь.
– Она в цирке работала. Сначала на трапеции, потом, когда получила травму…
– Так-так… И что с ней случилось?
– Упала с большой высоты. Сильно покалечилась. Долго лечилась.
– Бедняжка… – Вадим Николаевич хлебнул виски и скорбно покачал головой.
– Когда мы познакомились, все было в прошлом.
– А что у тебя с той девчонкой?
Крестовский не сразу сообразил, что речь идет о Дайнеке. Его застали врасплох. Это была излюбленная тактика Вадима Николаевича.
– Проблемы больше нет, – ответил он с опозданием.
– Ты в этом уверен?
– Аб-со-лют-но! – на сей раз Крестовский действительно не сомневался в сказанном.
Но тут случилось то, чего он никак не ожидал.
– Как ее звали, эту девчушку?
– Людмила Дайнека.
– Так вот, чтоб ты знал, – Рак определенно смаковал ситуацию. – Она жива.
– Кто?
– Девчушка твоя – жива.
– Не-е-ет… – Крестовский непроизвольно ухмыльнулся. – Я уверен. Все кончено.
Вадим Николаевич поднял руку, рассматривая на просвет золотистую жидкость в своем стакане.
– Засунь свою уверенность себе в задницу! – Неожиданно он с силой швырнул стакан в дверь.
Раздался звон, и стеклянный витраж рассыпался на осколки. На звук тут же прибежал охранник.
– Пошел прочь!
– Слушаюсь.
Они снова остались вдвоем.
– Сейчас ты пойдешь домой, трахнешь свою циркачку и хорошенько пораскинешь мозгами, как поправить дело. Этот шанс для тебя последний.
Крестовский едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Весь путь от дома до ворот его не оставляло ощущение, что в спину вот-вот выстрелят…
Рабочий день приближался к обеду. Предвыборное напряжение висело в воздухе, как духота перед грозой. Очумевшая от усталости, Дайнека всерьез подумывала о том, что угодила в чужую жизнь, из которой пора уносить ноги.
Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра все будет так же безрадостно. Здесь, на ее родной земле, вовсю хозяйничают политики, устраивая глобальные сеансы гипноза и поворачивая вспять реки народного самосознания. И в этом «сатанизме» теперь зачем-то участвует она!
Дайнека закрыла глаза, чтобы унять раздражение. За спиной распахнулась дверь, и в ее крошечный кабинет зашла Ирина.
– Устала? – с ходу спросила она.
Дайнека призналась:
– Надоело.
– Быстро. А мне в этом говне еще плавать и плавать, – Ирина холодно улыбнулась. – Идешь на обед?
– Лучше на кладбище.
– Это ты так шутишь?
– Нет, серьезно. – Дайнека напомнила: – Ты рассказывала, что гроб с прахом Резанова перезахоронили. Можешь меня туда отвезти?
– Зачем тебе?
– Я только постою, и мы быстро уедем.
– Зачем тебе? – повторила Ирина. – Может, я чего-то не догоняю, или это особенный вид сопричастности? Только сдается мне, здесь пахнет клиникой…