Проходя по коридору, Журавушкин вдруг услышал автоматную пальбу. Он вздрогнул, но потом сообразил, что звук доносится из небольшого кинозала на первом этаже. Ромашов как-то сказал, что всегда мечтал об этом: о домашнем кинотеатре и уютном местечке, где можно было бы его оборудовать. Кино было профессией Андрея Георгиевича, и, насколько Журавушкин успел понять, актер проводил в кинозале долгие часы. Но кто бы там мог быть сейчас?
Он приоткрыл дверь. Даша, в наушниках, дергалась на диване, в такт музыке, которую слушала. Огромный, в полстены телевизор тоже работал, на экране метались какие-то люди в скафандрах, расстреливая и взрывая огромных чудовищ. Шел фантастический блокбастер, новинка сезона. Никакой книжки Журавушкин не увидел. Видимо, Даша набиралась совсем не того ума, которого желала девушке ее бабушка.
– А? Что? – Даша, наконец, заметила Журавушкина и сняла наушники.
– Я говорю: добрый день.
– Здрасьте! Чего вам?
– Хотел узнать: что новенького? – как ему казалось, «по-молодежному» выпалил Аркадий Валентинович.
– Где? – ехидно спросила Даша.
– Э-э-э… У вас здесь.
– Вот, кино смотрю, – кивнула она на экран. – Новенькое! Правда, супер? Вам нравится?
– Ничего… Андрей Георгиевич тебе пирожных принес, – льстиво сказал Журавушкин, понимая, что плохо вписывается в субкультуру Дашиного поколения.
– Вот еще! – фыркнула Даша. – Я на диете!
– Господи, какая диета, девочка! Да тебе же необходимо много кушать! А то вечернее платье, в котором ты была на дне рождения, на тебе просто висит! Это не Настино, часом? Так ведь у нее формы были э-э-э… Несколько больше.
– Что-о?! – Даша вскочила. – Опять?! Теперь вам не нравится моя грудь?! Я, по-вашему, плоская, как доска?!
– Я совсем не это имел в виду, – растерялся он.
– Бабушка! Андрей! – закричала Даша, пулей вылетая из кинозала. – Он опять сказал, что я уродина-а-а!!!
По дому тянулся восхитительный аромат утки, тушенной с черносливом и яблоками, но Журавушкин понял, что теперь его вряд ли покормят.
– Вы прямо злой демон, – сердито сказал ему Ромашов, появившись в гостиной, где Журавушкин замер в кресле, в виноватой позе. – Или вы, таким образом, отвлекаете внимание Василисы Петровны? Способ жестокий, прямо скажем. Даша опять ревет у себя в комнате!
– Я вовсе не хотел ее обидеть! Просто сказал Даше, что принесенные вами пирожные она может есть безнаказанно. Потому что все равно не поправится. Вот… – он похлопал себя по объемному животу. – С этим уже ничего не поделаешь. Я таскаю на себе лишних килограммов двадцать! И все равно ем пирожные! А ей вообще не надо заморачиваться диетой! Я так и сказал! А она почему-то решила, что я критикую ее грудь!
– У худых женщин редко бывает большая грудь. Настя, к примеру, вставила импланты. Теперь этой же мыслью одержима и Даша. Стейси Стюарт – ее кумир. Даша потребовала у меня платья своей предшественницы. Я опять хожу, весь облепленный блестками, – пожаловался Ромашов.
– Зачем девчонке жизнь портишь? – накинулась на Журавушкина Василиса Петровна, ворвавшись в гостиную. – Хочешь, чтобы ее врачи-шарлатаны зарезали? Ей ведь только восемнадцать! Обезумела совсем! Рыдает у себя наверху!
– Но я… – заикнулся было Журавушкин.
– Ну, вы, Аркадий Валентинович опять выступили, так выступили! – укоризненно сказал Фима Раевич, входя в гостиную. – Кто вам сказал, что все мужчины любят большую грудь? Моя жена всю жизнь прожила с первым номером, и от поклонников у нее отбою не было. Сами знаете.
– Да я ничего такого не имел в виду! – возмутился Журавушкин. – Даша очень красивая девочка! Не надо ей никакой пластики!
– Оправдывайся теперь, – буркнула Василиса Петровна. – Господи, что ж за человек-то такой? Как приедет в дом – жди беды!
– Я приехал по делу: поговорить о заседании суда, которое состоится в понедельник. И на котором вы, Василиса Петровна, будете давать показания, – попытался выкрутиться он.
– Скажу все, что надо, – та бросила взгляд на Ромашова и приободрилась.
– Вот и готовьтесь.
– Нечего тут обсуждать, – отрезала Градова. – Я свое дело знаю.
«А тебе здесь больше делать нечего», – выразительно добавила она взглядом. И предупредила:
– Обед будет нескоро.
– Хотите чаю? – гостеприимно предложил Ромашов.
– Нет, я, пожалуй, пойду, – вздохнул Журавушкин и поднялся. – У вас тут семейная драма.
– Это вы верно подметили! – рассмеялся вдруг Фима Раевич. И потер руки: – Идет к развязке дело!
– Это вы о чем? – удивленно посмотрел на него Аркадий Валентинович. – И вроде бы это не Бодлер.
– Бодлер бы тоже нашел, что сказать по этому поводу, – сразу оживился Раевич. – К примеру: «За то, что красоту избрал своим кумиром, меня озолотит он с головы до ног…»
– Фима! – взвился Ромашов. – Прекрати немедленно!
– А что я такого сказал? – обиженно заморгал Раевич. – Правду.
– Я ведь тебя просил не цитировать Бодлера к месту и не к месту!
– Так сейчас-то к месту!
– Это тебе так кажется!
Журавушкин озадаченно смотрел на обоих мужчин. Что происходит? Невинная цитата сдернула Ромашова, будто бы выдали его самую сокровенную тайну!
– Я вас провожу, Аркадий Валентинович, – торопливо поднялся актер.
Когда они шли к воротам, где стояла машина Журавушкина, Андрей Георгиевич раздраженно сказал:
– Меня уже достал этот эзопов язык! Эти бесконечные намеки! И от кого? От человека, который сам постоянно лжет! Который вообще не понимает, что происходит! Он ведь безвылазно сидит в своей комнате!
– Но иногда Ефим Иванович ведь выходит оттуда? Не думаю, что он ест у себя наверху. Возможно, что Раевич случайно подслушал обрывок какого-то разговора.
– Как я говорю комплименты Даше? Я просто пытаюсь загладить вашу неловкость, Аркадий Валентинович!
– Я все понимаю, – виновато развел руками Журавушкин.
– А Фима черт знает, что подумал!
– Увидимся в понедельник. Как обычно за час до заседания, – хозяин уже открыл ворота, поэтому Журавушкин вынужден был попрощаться.
– Помните, о чем мы договорились, – сказал ему на прощанье Ромашов.
Когда за его машиной опустился полосатый шлагбаум, Журавушкин, у которого от голода засосало под ложечкой (пирожные не в счет), набрал номер жены.
– Галочка, что у нас на ужин? – заискивающе спросил он.
– Я в фитнес-клубе до позднего вечера! – предупредила Галина. – Сваришь себе сосиски или пельмени!
– Но ты же тоже будешь что-то кушать…